В Адис-Абебе[6] праздник был,Гано подарок получил,И, возвратясь из царских зал,Он Мику весело сказал:«Сняв голову, по волосамНе плачут. Вот теперь твой дом;Служи и вспоминай, что самАвто-Георгис[7] был рабом».Прошло три года. Служит Мик,Хоть он и слаб, и невелик.То подметает задний двор,То чинит прорванный шатер,А поздно вечером к коструИдет готовить инджиру[8]И, получая свой кусок,Спешит в укромный уголок,А то ведь сглазят на бедуЕго любимую еду.Порою от насмешек слугОн убегал на ближний луг,Где жил, привязан на аркан,Большой косматый павиан.В глухих горах Ато-ГаноЕго поймал не так давноИ ради прихоти привезВ Адис-Абебу, город роз.Он никого не подпускал,Зубами щелкал и рычал,И слуги думали, что вотОн ослабеет и умрет.Но злейшая его бедаСобаки были; те всегдаСбегались лаять перед ним,И, дикой яростью томим,Он поднимался на дыбы,Рыл землю и кусал столбы.Лишь Мик, вооружась кнутом,Собачий прекращал содом.Он приносил ему плодыИ в тыкве срезанной воды,Покуда пленник не привык,Что перед ним проходит Мик.И наконец они сошлись:Порой, глаза уставя вниз,Обнявшись и рука в руке,На обезьяньем языкеОни делились меж собойМечтами о стране иной,Где обезьяньи города,Где не дерутся никогда,Где каждый счастлив, каждый сыт,Играет вволю, вволю спит.И клялся старый павианСедою гривою своей,Что есть цари у всех зверейИ только нет у обезьян.Царь львов — лев белый и слепой,Венчан короной золотой,Живет в пустыне Сомали,Далёко на краю земли.Слоновий царь — он видит сныИ, просыпаясь, говорит,Как поступать должны слоны,Какая гибель им грозит.Царица зебр — волшебней сна,Скача, поспорит с ветерком,Давно помолвлена онаСо страусовым королем.Но по пустыням говорят,Есть зверь сильней и выше всех,Как кровь рога его горят,И лоснится кошачий мех.Он мог бы первым быть царем,Но он не думает о том,И если кто его встречал,Тот быстро чах и умирал.Заслушиваясь друга, МикОт службы у людей отвык,И слуги видели, что онВдруг стал ленив и несмышлен.Узнав о том, Ато-ГаноЕго послал толочь пшено,А этот труд — для женщин труд,Мужчины все его бегут.Была довольна дворня вся,Наказанного понося,И даже девочки, смеясь,В него бросали сор и грязь.Уже был темен небосклон,Когда работу кончил он,И, от досады сам не свой,Не подкрепившись инджирой,Всю ночь у друга своегоПровел с нахмуренным лицомИ плакал на груди егоМохнатой, пахнущей козлом.Когда же месяц за утесСпустился, дивно просияв,И ветер утренний донесК ним благовонье диких трав,И павиан, и человекВдвоем замыслили побег.