Еще три дня, и их глазамПредстал, как первобытный храм,Скалистый и крутой отвес,Поросший редкою сосной,Вершиной вставший до небес,Упершийся в дремучий лесСвоею каменной пятой.То был совсем особый мир:Чернели сотни круглых дыр,Соединяясь меж собойОдною узкою тропой;И как балконы, здесь и тамПлощадки с глиной по краямВисели, и из всех бойницТорчали сотни страшных лиц.Я, и ложась навеки в гроб,Осмелился бы утверждать,Что это был ни дать ни взятьАмериканский небоскреб.В восторге крикнул павиан,Что это город обезьян.По каменистому хребтуОни взошли на высоту;Мик тихо хныкал, он устал,Луи же голову ломал,Как пред собой он соберетНа сходку ветреный народ.Но павиан решил вопрос:Обезьяненка он принесИ начал хвост ему щипать,А тот — визжать и верещать;Таков обычай был, и вмигВсе стадо собралось на крик.И начал старый павиан:«О племя вольных обезьян,Из плена к вам вернулся я,Со мной пришли мои друзья,Освободители мои,Чтоб тот, кого мы изберем,Стал обезьяньим королем...Давайте изберем Луи».Он, кончив, важно замолчал,Луи привстал, и Мик привстал,Кругом разлился страшный рев,Гул многих сотен голосов:«Мы своего хотим царем!»«Нет, лучше Мика изберем!» —«Луи!» — «Нет, Мика!» — «Нет, Луи!»Все, зубы белые своиОскалив, злятся... НаконецРешил какой-то молодец:«Луи с ружьем, он — чародей...К тому ж он белый и смешней».Луи тотчас же повелиНа холмик высохшей земли,Надев на голову емуИз трав сплетенную чалмуИ в руки дав слоновый клык,Знак отличительный владык.И, мир преображая в садАлеющий и золотой,Горел и искрился закатЗа белокурой головой.Как ангел мил, как демон горд,Луи стоял один средь мордКлыкастых и мохнатых рук,К нему протянутых вокруг.Для счастья полного егоНедоставало одного:Чтобы сестра, отец и матьЕго могли здесь увидать,Хоть силою волшебных чар,И в «Вокруг света» обо всемПоведал мальчикам потомЕго любимый Буссенар.