Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ

Отвязавши широкую лодку и закуривши трубки, друзья пустились гулять по гладкому пруду. Тишина, лунная ночь, качанье лодки, равномѣрные удары веселъ, музыкальное плесканье воды, свѣжесть воздуха, мрачно-поэтическій видь окружающаго сада, — все это настроило ихъ душу къ сердечному разговору, а сердечный разговоръ, какъ обыкновенно случалось между ними, довелъ до мечтаній о будущемъ, о назначеніи человѣка, о таинствахъ искусства и жизни, объ любви, о собственной судьбѣ и, наконецъ, о судьбѣ Россіи. Каждый изъ нихъ жиль еще надеждою, и Россія была любимымъ предметомъ ихъ разговоровъ, узломъ ихъ союза, зажигательнымъ фокусомъ прозрачнаго стекла ихъ надеждъ и желаній. Все, что таилось въ душѣ самаго священнаго, довѣрчиво вылилось въ слова; и можно сказать, что въ эту ночь на Годуновскомъ пруду не раздалось ни одного слова не теплаго мыслію. Правда, если бы человѣкъ, испытанный жизнью, потерявшій вѣру въ несбыточное, словомъ, человѣкъ опытный, подслушалъ ихъ неопытныя рѣчи, то улыбнулся бы многому молодому, незрѣлому, безумному; но если жизнь еще не совершенно убила въ немъ сердце, то, конечно, оно не разъ забилось бы сильнѣе отъ сердечнаго слова...

Между тѣмъ лодка причалила къ тому мѣсту, гдѣ былъ приготовленъ ужинъ. Друзья расположились подъ открытымъ небомъ. Пробка хлопнула и, не встрѣтивъ потолка, возвратилась на столъ.

„Сегоднишній вечеръ былъ полонъ, — сказалъ Владиміръ, наливая бокалы — вѣрно каждому изъ насъ отзовется онъ въ цѣлой жизни, и, начиная съ теперешней минуты, вѣрно каждый уже смѣлѣе смотритъ въ будущее, и для каждаго сдѣлалось священнѣе то мѣсто, куда поставила его судьбу. Спасибо свѣтлой Царицынской ночи!”

„Въ самомъ дѣлѣ свѣтлой, — сказалъ Черный — что непримѣтною искрою таилось въ сердцѣ, то ея вліяніемъ разсвѣло въ ясный день и, конечно, не погаснетъ прежде послѣдняго луча жизни. За здоровье Царицынской ночи!”

Чоканье рюмокъ было отвѣтомъ.

„Мы не позабыли ничего, что грѣетъ душу, — сказалъ Фалькъ — только одного недостаетъ еще: стиховъ. Вельскій! это твое дѣло! Благослови сегоднишнюю сходку!”

„Давайте шампанскаго!” — отвѣчалъ Вельскій.

Вино закипѣло; поэтъ, собирая мысли, устремилъ глаза къ небу: тамъ Большая-Медвѣдица свѣтилась прямо надъ его головою. Мигомъ осушилъ онъ бокалъ ... мысль загорѣлась .. онъ началъ такъ:

Смотрите, о други! надъ нами семь звѣздъ:
То вѣстники счастья, о други!
Залогъ исполненія лучшихъ надеждъ,
Блестящее зеркало жизни.

Такъ, други! надъ темною жизнію намъ

Семь звѣздъ зажжено Провидѣньемъ;
И все, что прекраснаго есть на землѣ, —
Все даръ семизвѣзднаго хора.

Намъ Вѣры звѣзда

утѣшитель въ бѣдахъ,И въ счастьи надежный вожатый;
Звѣзда Пѣснопѣнъя льетъ въ душу восторгъ
И жизнь согрѣваетъ мечтою.

Но счастливъ, кто обнялъ мечту не во снѣ!

Кому, на восторгъ отвѣчая,
Лазурное небо стыдливыхъ очей
Звѣздою Любви загорѣлось!

Кого возлелѣяла Славы звѣзда

.Кому, предъ неправою силой,
Главы благородной склонить не дала
Свободы звѣзда золотая...

Кто Дружбы звѣздой

изъ немногихъ избранъ,Сокровища лучшія сердца
Со страхомъ отъ взоровъ людей не таилъ,
Какъ тать укрываетъ святыню.

Седьмая звѣзда

свѣтитъ ярче другихъ,Надеждою свѣтъ тотъ прекрасенъ!
Но въ горѣ отрады она не даетъ,
И счастья съ собой не выноситъ;

Страданья и смерть обѣщаетъ она

Тому, кто безумной мечтою
Въ вожатые жизни ее изберетъ...
О други! Кто пьетъ за седьмую? —

Опалъ. (Волшебная сказка). (1830).

Царь Нуррединъ шестьнадцати лѣтъ взошелъ на престолъ Сирійскій. Это было въ то время, когда, по свидѣтельству Аріоста, духъ рыцарства подчинилъ всѣ народы однимъ законамъ чести, и всѣ племена различныхъ исповѣданій соединилъ въ одно поклоненіе красотѣ.