Въ концѣ прошедшаго и въ началѣ настоящаго вѣка, большинство Нѣмецкихъ теологовъ было, какъ извѣстно, проникнуто тѣмъ популярнымъ раціонализмомъ, который произошелъ изъ смѣшенія Французскихъ мнѣній съ Нѣмецкими школьными формулами. Направленіе это распространилось весьма быстро.
Въ противоположность этому ослабленію вѣры, въ едва замѣтномъ уголкѣ Нѣмецкой жизни сомкнулся маленькій кружокъ людей
Но 1812 годъ разбудилъ потребность высшихъ убѣжденій во всей Европѣ; тогда, особенно въ Германіи, религіозное чувство проснулось опять въ новой силѣ. Судьба Наполеона, переворотъ, совершившійся во всемъ образованномъ мірѣ, опасность и спасеніе отечества, переначатіе всѣхъ основъ жизни, блестящія, молодыя надежды на будущее, — все это кипѣніе великихъ вопросовъ и громадныхъ событій не могло не коснуться глубочайшей стороны человѣческаго самосознанія и разбудило высшія силы его духа. Подъ такимъ вліяніемъ образовалось новое поколѣніе Лютеранскихъ теологовъ, которое естественно вступило въ прямое противорѣчіе съ прежнимъ. Изъ ихъ взаимнаго противодѣйствія въ литературѣ, въ жизни и въ государственной дѣятельности произошли двѣ школы: одна, въ то время новая, опасаясь самовластія разума, держалась строго символическихъ книгъ своего исповѣданія; другая позволяла себѣ ихъ разумное толкованіе. Первая, противоборствуя излишнимъ, по ея мнѣнію, правамъ философствованія, примыкала крайними членами своими къ піетистамъ; послѣдняя, защищая разумъ, граничила иногда съ чистымъ раціонализмомъ. Изъ борьбы этихъ двухъ крайностей развилось безконечное множество среднихъ направленій.
Между тѣмъ несогласіе этихъ двухъ партій въ самыхъ важныхъ вопросахъ, внутреннее несогласіе разныхъ оттѣнковъ одной и той же партіи, несогласіе разныхъ представителей одного и того же оттѣнка, и наконецъ, нападенія чистыхъ раціоналистовъ, уже не принадлежащихъ къ числу вѣрующихъ, на всѣ эти партіи и оттѣнки вмѣстѣ взятые, — все это возбудило въ общемъ мнѣніи сознаніе необходимости болѣе основательнаго изученія Священнаго Писанія, нежели какъ оно совершалось до того времени, и болѣе всего: необходимости твердаго опредѣленія границъ между разумомъ и вѣрою. Съ этимъ требованіемъ сошлось и частію имъ усилилось новое развитіе историческаго и особенно филологическаго и философскаго образованія Германіи. Вмѣсто того, что прежде студенты университетскіе едва разумѣли по-Гречески, теперь ученики гимназіи начали вступать въ университеты уже съ готовымъ запасомъ основательнаго знанія въ языкахъ: Латинскомъ, Греческомъ и Еврейскомъ. Филологическія и историческія каѳедры занялись людьми замѣчательныхъ дарованій. Богословская философія считала многихъ извѣстныхъ представителей, но особенно оживило и развило ее блестящее и глубокомысленное преподаваніе
Чѣмъ ярче опредѣлялись различныя направленія, чѣмъ многостороннѣе обработывались частные вопросы, тѣмъ труднѣе было ихъ общее соглашеніе.
Между тѣмъ сторона преимущественно вѣрующихъ, строго держась своихъ символическихъ книгъ, имѣла великую внѣшнюю выгоду надъ другими: только послѣдователи Аугсбургскаго исповѣданія, пользовавшагося государственнымъ признаніемъ, вслѣдствіе Вестфальскаго мира, могли имѣть право на покровительство государственной власти. Вслѣдствіе этого многіе изъ нихъ требовали удаленія противомыслящихъ отъ занимаемыхъ ими мѣстъ.