Полное собрание стихотворений

Он у столба на камень сел, —
И вдаль задумчиво глядел;
На сердце налегла тоска,
К лицу прижалася рука;
Склонил он голову на грудь,
Дрожал, кипел, не мог дохнуть, —
И пальцы беглые его
Невольно бились о чело;
Так по клавиру мы порой
Бежим проворною рукой,
Чтоб тем его одушевить
И в струнах звучность пробудить,
И в мрачной он сидел тоске.
Вдруг — стон в полночном ветерке.
Но ветерком ли занесен
Меж камней тихий, нежный стон?

Он голову поднял, на море глядит;

Но сонные волны ничто не струит,
Ничто не колышет прибрежной травой,
И звук тихо веял не ветер ночной.
Кусты цитерона едали перед ним,
Знамена и флаги, их вид недвижим,
И ветер не тронул ланиты его,
А звук тихо веял; какой? от чего? —
И он обернулся, он взор свой стремит:
Краса молодая на камне сидит.

Вздрогнул, вскочил он, страх сильней,

Чем если б вдруг предстал злодей:
«О боже! как! во тме ночей...
Что это? кто? какой судьбой
Ты здесь в тревоге боевой?»
Перекреститься ищет сил;
Но он святыне изменил, —
Рука дрожит... хотел бы он...
Но втайне совестью смущен.
Узнал он, кто пред ним была,
Кто так прекрасна, так мила.
«Франческа! Ты ли?» Ах! она
Его невестой быть должна.
Те ж розы на щеках у ней,
Но блеск румяный стал темней,
И на устах улыбки нет, —
Которой рдел их алый цвет;
Не так синя лазурь в волнах,
Как в темных у нее очах;
Но и лазурь их, как волна,
Светла, без жизни и хладна.
Блестит под легкой пеленой
Вся прелесть груди молодой,
И белых плеч, и рук нагих,
И вьется кольцами по них
Струя волос ее густых.
Она не вдруг ответ дала,
Но тихо руку подняла, —
И мнилось, так рука нежна,
Что светит сквозь нее луна.

«Глубокий мой сон на то прекращен,

Чтоб я была счастлива, ты был спасен.
Чрез вражий стан и грозну рать
Я шла во тме тебя искать.
Нам слово тайное гласит:
«От чистой девы лев бежит».
Кто от зверей в глуши лесной
Щитом правдивому душой,
Тот меж сетей неверных сил
Мой робкий путь благословил.
Но если путь напрасен мой,
То не видаться нам с тобой.
Ты дело страшное свершил:
Ты вере предков изменил.
Сорви чалму, крестом святым
Перекрестись, — и будь моим!
Смой яд с души, — и завтра вновь
Удел наш — вечная любовь!»

— «Где ж пир нам свадебный готов?

Где будет плач сих мертвецов —
Постеля брачных с новым днем?
Я поклялся: огнем, мечом
Погибнут все, лишь ты одна,
Ты будешь мною спасена, —
И мы с тобой умчимся вдаль;
В любви забудем мы печаль;
Но я порок хочу сразить,
Хочу Венеции отмстить;
Заставлю гордую узнать,
Кто я, кем смела презирать!
Из скорпионов бич сплетен
На тех, чьей злобой я стеснен!»

Тогда, печальна и бледна,

Его чуть тронула она,
Безмолвно, легкою рукой, —
Но до костей проник струей
Смертельный холод, сжалась грудь, —
И силы нет ему вздохнуть;
Она чуть держит, а нельзя
Освободить ему себя.
Как! той рука, кто так мила,
Такой вдруг ужас навела!
И пальцы длинные у ней
Так тонки, мрамора белей, —
А вмерзли в кровь... и для чего
В ту ночь так страшны для него?
Остыл внезапно жар чела,
И томность мутная нашла —
И камнем на сердце лежит,
Его и давит, и крушит;
Смотря в лицо ей: как мрачна,
Как изменилася она!

Души той не видно в унылой красе,

Бывало, играющей в каждой черте,
Как солнце весны в прозрачной волне;
Уста недвижимы, их краска мертва;
Из них без дыханья несутся слова;
И персей дрожащих ничто не живит,
И трепет по жилам у ней не бежит;
Хоть очи сверкают, но взор устремлен
И тускл неизменно, и дик, и смущен;
Ужасно так смотрит лишь тот в тишине,
Кто бродит испуган в томительном сне.
Подобна тем ликам она перед ним,
Которые часто на ткани мы зрим,
Когда при лампаде, в дыму, чуть видна,
Без жизни, но будто жива и страшна,
Та ткань шевелится от бури ночной
И чудные лики, одетые мглой,
Со стен будто сходят, а ветер гудёт,
Качая обои и взад и вперед,

«Сорви чалму, сорви скорей

С преступной головы твоей!
Клянись, что ты спасать готов
Страны родимыя сынов!
Не то — навек ты погублен,
Навек ты будешь разлучен
Не с этой жизнию земной,
Уже утраченной тобой,
Но с небесами и со мной!
Смирись теперь! И хоть жесток
Твой завтра неизбежный рок, —
На промысл божий уповай!
Вступить ты можешь в светлый рай.
Но, ах, не медли! Знай, что тот,
Кого гневишь, — он проклянет;
Тогда на небо погляди, —
И уж спасенья там не жди!
Луну вот облако затмит
И скоро, скоро пролетит.
Спеши очиститься душой,
Покуда луч под дымной тмой;
Когда ж проглянет свет луны —
То бог и люди отмщены.
Твой жребий страшен, но страшней
Бессмертье гибели твоей!»

И Альпо на небо глядит, —

И видит, облако летит;
Но сердце, полное враждой,
Дышало гордостью одной;
И страсть кичливая его,
Как бурный ток, крушила всё.
Чтоб он смиряться был готов,
Страшился робкой девы слов?
Чтоб он тех дерзостных спасал,
Которым смерть он обрекал?
«Нет! — в облаке несися том
Хоть гибель мне, — пусть грянет гром!»
Он долго, пристально смотрел,
Как блеск луны в дыму темнел;
Но облако прошло, — луна
Блестит над ним, светла, ясна;
Тут молвил он: «Всё тот же я!
Как хочет рок, гони меня!
Тростник гроза, волнуя, гнет,
Но сломит дуб, а не шатнет.
Уж поздно, — участь решена;
Всему Венеция вина, —
И я во всем ее злодей,
И ты одна мила мне в ней.
Беги со мной! О, будь моей!»
Глядит — ее уж нет,
Сребрит лишь камни лунный свет.
Что ж? В землю скрылася она
Иль в тонкий пар обращена?
И как что творится, зачем, для чего?
Не видит, не знает; но нет никого!<1829>