Полное собрание стихотворений

В честь твоей ли, княже, младости

Меды пили там не раз?

Ты оставил много золота,

Mного всякого добра…

Да в недобрый час случилося

Ехать князю со двора!

Из подвалов клады ценные,

Из конюшен кони все

Утекли куда – неведомо,

Словно грезы по росе.

Свет-княгиня платья красные

Износила без тебя,

Жарче солнца разгоралася,

Друга нового любя!”

Князь нахмурил брови черные,

Шлем надвинул на глаза.

То не волны расшумелися -

В сердце вспыхнула гроза.

Он быстрее ветра буйного

В терем княжеский идет

И затворы самодельные

Размыкает у ворот.

Спят покои сном таинственным,

Только грустная луна

Смотрит в окна, как преступница

Уличенная, бледна.

Входит князь во дверь дубовую,

По царьградскому ковру -

В спальню, к пологу желанному,

К заповедному одру.

Крепко спит княгиня юная,

В грезах дышит горячо.

Точно змеи, косы черные

Упадают на плечо.

Славный князь глядит, нахмурился,

В сердце холод и тоска,

И взялась за меч воинственный

Задрожавшая рука.

Он глядит и думу думает,

Злобу темную тая:

“Ты ждала ль меня, изменница,

Подколодная змея?

Наложу печать я мертвую

На горячие уста,

Побледнеешь ты, румяная,

Как венчальная фата”.

И на шею лебединую

Тяжко рухнул княжий меч.

И, не белая жемчужина -

Голова упала с плеч!

А красавица княгинюшка

Честь, как схимница, блюла,

Всё ждала супруга милого,

Всё до нитки сберегла.

В кладовых лежит нетронутым

Все хозяйское добро:

В бочках пиво, меды крепкие,

Жемчуга и серебро.

Красны платья не изношены,

Утварь звонкая цела,

И шелками скатерть вышита

Для дубового стола.

Спят покои сном таинственным,

Только тихая луна

Светит в окна, как покойница

Неподвижная, бледна.

Грустно князю одинокому,

Ретивое жжет укор.

Он коня седлает быстрого,

Выезжает на простор.

Выезжает в поле чистое,

Пышет жизнью вольный конь.

А у князя взор туманится,

Душу высушил огонь.

То не призраки холодные,

Не туманы от земли -

Две наветчицы, две странницы

Показалися вдали.

“Стойте, лютые разлучницы!

Здесь устанете вы навек!”-

Молвил князь и вещим странницам

Гневно головы отсек!

Март 1892

ВЕСЕННЯЯ ПОЭМА

1

Когда они сошлись, ей было двадцать три.

Ему – семнадцать лет… Расшпилив темный локон

И тканями гардин завесив стекла окон,

Она делила с ним восторги до зари.

Ей нравилося в нем неловкое смущенье,

Невинность важная, и первые томленья,

И слезы ревности в потупленных очах,

Когда она друзей, смеясь, именовала

И медленной рукой альбом перебирала,

Где лица строгие во фраках, в орденах

Таились: все дельцы, артисты и вельможи,

Иные лысые, в задумчивых очках,

Непогрешимостью на схимников похожи.

А он в ней все любил, все нравилось в ней, нежной,

Порой мечтательной, капризной иль небрежной:

Ее язвительный и скромный разговор,

Душистый будуар, ковры и занавески,

И ваз затейливых расписанный фарфор

Восточной прихотью в цветные арабески.

И нравилось ему, что, скрытая от всех,

Их страсть была полней в таинственном романе,

Что негою звучал ее картавый смех,

Что имя у нее ласкательное – Фанни.

Как часто проводил, бывало, с ней вдвоем

Он, юный, влюбчивый, зимою вечер длинный.

И было все полно в мерцающей гостиной

Ее присутствием, как тихим божеством.

Порой ее черты мгновенная тоска

Темнила: прошлое ль вставало из тумана?

Она, смотря в камин, молчала и слегка,

Как спугнутым крылом, смущенная рука

Играла веером с решеткою экрана.

И вдруг, согнав с чела, как облако, печаль,

Садилась весело за томную рояль.

Он подымал пюпитр, спешил раскрыть ей ноты,

Накинуть на плечи оброненную шаль.

И вот мелодия, исполнена дремоты,

Сперва едва слышна, как тайная печаль.

Потом она журчит, рыдает и трепещет,

Как в наслаждении изнывшая любовь,

И снова чуть звенит и, разгораясь, плещет

И тихой жалобой вдали смолкает вновь.

2

А утром снова был он в корпусе, счастливый,

С улыбкой тихою на розовых устах,

С горячей бледностью в взволнованных щеках,

В движеньях медленный, как лень – неторопливый;

И как он был хорош, влюбленное дитя,

Когда, склонив чело, угрюмо сдвинув брови,

Забывши свой урок, смолкал на полуслове,

Ресницы темные, как дева, опустя.

Наставник хохотал, тряслися аксельбанты:

“Должно быть, с барышней вчера играли

в фанты”,-

Он говорил, смеясь, и, потрепав шутя

За робкое плечо, он прибавлял: “Довольно!”

Но, добродушием смущенный старика,

Виновный юноша краснел до слез невольно,

И горечь слез глотал, стыдясь духов платка.

3

Расцвел зеленый май. Он ехал вместе с ней

В плетеном тильбюри. Душистый сумрак парка

Пронизан был вокруг, томительно и ярко,

Прозрачным золотом полуденных лучей.

Впервые жизнь весны ему казалась полной.

Любовью светлою, надеждами богат,

Он мир благословлял, и зелени был рад.

Но ей в лицо глядел, счастливый и безмолвный;

Как удочка, поник склоненный хлыст

В ее руке, обтянутой перчаткой,-

Порой с ветвей, как бы склонясь украдкой,

Ее щеки касался свежий лист.

Вдруг на одном из поворотов сада

Раздался топот, мчалась кавалькада,

Вздымая пыль, и стройный бег коней

Перебивал звучащий говор звонко

И резвый смех: то мчались в глубь аллей

Три всадника, и с ними амазонка.

Один из них, учтиво приподняв

Лоснящийся цилиндр, смеялся Фанни взглядом

И, удержав коня, поехал с нею рядом.

“Ах, боже мой, вы здесь, опять в России,

граф”,-

Смущенно просияв, она ему сказала.

А граф на юношу прищурился сначала,