Полное собрание стихотворений

не прыснул: только в окнах огонек

лукавый промелькнул. Все это помнит

моя душа, все это ей намек,

что на небе по-детски Бог хохочет,

смотря, как босоногий серафим

вниз перегнулся и наш мир щекочет

одним лазурным перышком своим.

1924

Стансы

Ничем не смоешь подписи косой

судьбы на человеческой ладони,

ни грубыми трудами, ни росой

всех аравийских благовоний.

Ничем не смоешь взгляда моего,

тобой допущенного на мгновенье.

Не знаешь ты, как страшно волшебство

бесплотного прикосновенья.

И в этот миг, пока дышал мой взгляд,

издалека тобою обладавший,

моя мечта была сильней стократ

твоей судьбы, тебя создавшей.

Но кто из нас мечтать не приходил

к семейственной и глупой Мона Лизе,

чей глаз, как всякий глаз, составлен был

из света, жилочек и слизи?

О, я рифмую радугу и прах.

Прости, прости, что рай я уничтожил,

в двух бархатных и пристальных мирах

единый миг, как бог, я прожил.

Да будет так. Не в силах я тебе

открыть, с какою жадностью певучей,

с каким немым доверием судьбе

невыразимой, неминучей -

1924

Страна стихов

Дай руки, в путь! Найдем среди планет

пленительных такую, где не нужен

житейский труд. От хлеба до жемчужин

все купит звон особенных монет.

И доступа злым и бескрылым нет

в блаженный край, что музой обнаружен,

где нам дадут за рифму целый ужин

и целый дом за правильный сонет.

Там будем мы свободны и богаты...

Какие дни. Как благостны закаты.

Кипят ключи кастальские во мгле.

И глядя в ночь на лунные оливы

в стране стихов, где боги справедливы,

как тосковать мы будем о земле!

1924 г.

Автомобиль в горах

Сонет

Как сон, летит дорога, и ребром

встает луна за горною вершиной.

С моею черной гоночной машиной

сравню - на волю вырвавшийся гром!

Все хочется,- пока под тем бугром

не стала плоть личинкою мушиной,

слыхать, как прах под бешеною шиной

рыдающим исходит серебром...

Сжимая руль наклонный и упругий,

куда лечу? У альповой лачуги

почудится отеческий очаг;

и в путь обратный,- вдавливая конус

подошвою и боковой рычаг

переставляя по дуге,- я тронусь.

<1924>

Об ангелах

1

Неземной рассвет блеском облил...

Миры прикатили: распрягай!

Подняты огненные оглобли.

Ангелы. Балаган. Рай.

Вспомни: гиганты промахивают попарно,

торгуют безднами. Алый пар

от крыльев валит. И лучезарно

кипит божественный базар.

И в этом странствуя сиянье,

там я купил - за песнь одну

женскую душу и в придачу нанял

самую дорогую весну.

2

Представь: мы его встречаем

вон там, где в лисичках пень,

и был он необычаен,

как радуга в зимний день.

Он хвойную занозу

из пятки босой тащил.

Сквозили снега и розы

праздно склоненных крыл.

Наш лес, где была черника

и телесного цвета грибы,

вдруг пронзен был дивным криком

золотой, неземной трубы.

И он нас увидел; замер,

оглянул людей, лес

испуганными глазами

и, вспыхнув крылом, исчез.

Мы вернулись домой с сырыми

грибами в узелке

и с рассказом о серафиме,

встреченном в сосняке.

<1924>

Подруга боксера

Дрожащая, в змеином платье бальном,

и я пришла смотреть на этот бой.

Окружена я черною толпой:

мелькает блеск по вырезам крахмальным,

свет льется, ослепителен и бел,

посередине залы, над помостком.

И два бойца в сиянье этом жестком

сшибаются... Один уж ослабел.

И ухает толпа. Могуч и молод,

неуязвим, как тень,- противник твой.

Уж ты прижат к веревке круговой

и подставляешь голову под молот.

Все чаще, все короче, все звучней

бьет снизу, бьет и хлещет этот сжатый

кулак в перчатке сально-желтоватой,

под сердце и по челюсти твоей.

Сутулишься и екаешь от боли,

и напряженно лоснится спина.

Кровь на лице, на ребрах так красна,

что я тобой любуюсь поневоле.

Удар - и вот не можешь ты вздохнуть,

еще удар, два боковых и пятый

прямой в кадык. Ты падаешь. Распятый,

лежишь в крови, крутую выгнув грудь.

Волненье, гул... Тебя уносят двое

в фуфайках белых. Победитель твой

с улыбкой поднимает руку. Вой

приветственный,- и смех мой в этом вое.

Я вспоминаю, как недавно, там,

в гостинице зеркальной, встав с обеда,

за взгляд и за ответный взгляд соседа

ты бил меня наотмашь по глазам.

<1924>

Путь

Великий выход на чужбину,

как дар божественный, ценя,

веселым взглядом мир окину,

отчизной ставший для меня.

Отраду слов скупых и ясных

прошу я Господа мне дать,

побольше странствий, встреч опасных,

в лесах подальше заплутать.

За поворотом, ненароком,

пускай найду когда-нибудь

наклонный свет в лесу глубоком,

где корни переходят путь,

то теневое сочетанье

листвы, тропинки и корней,

что носит для души названье

России, родины моей.

<1925>

Рай

Любимы ангелами всеми,

толпой глядящими с небес,

вот люди зажили в Эдеме,

и был он чудом из чудес.

Как на раскрытой Божьей длани,

я со святою простотой

изображу их на поляне,

прозрачным лаком залитой,

среди павлинов, ланей, тигров,

у живописного ручья...

И к ним я выберу эпиграф

из первой Книги Бытия.

Я тоже изгнан был из рая

лесов родимых и полей,

но жизнь проходит, не стирая

картины в памяти моей.

Бессмертен мир картины этой,

и сладкий дух таится в нем:

так пахнет желтый воск, согретый

живым дыханьем и огнем.

Там по написанному лесу

тропами смуглыми брожу,

и сокровенную завесу

опять со вздохом завожу...

<1925>

Три шахматных сонета

1

В ходах ладьи - ямбический размер,

в ходах слона - анапест. Полутанец,

полурасчет - вот шахматы. От пьяниц

в кофейне шум, от дыма воздух сер.