Полное собрание стихотворений

Что в поэтическом мире Апухтина противостоит, что может противостоять жестокости жизни, в которой человек обречен на «сомненья, измены, страданья»? Прежде всего – память. Пожалуй, можно говорить об особом типе апухтинских элегий – элегии-воспоминании («О Боже, как хорош прохладный вечер лета…», «Над связкой писем», «Прости меня, прости!», «Когда в душе мятежной…») У апухтинского лирического героя главное в жизни – счастье, радость, взаимная любовь – обычно в прошлом. Наиболее дорого, близко то, что уже ушло, что отодвинуто временем. Событие или переживание, став прошлым, отделенное временной дистанцией, становится герою Апухтина понятнее и дороже. Так, лирический герой стихотворения «Гремела музыка…», только оказавшись вдали от «нее», оглянувшись, так сказать, на их встречу, которая уже в прошлом, понял (как господин NN, герой тургеневской «Аси») главное:

О, тут я понял всё, я полюбил глубоко,
Я говорить хотел, но ты была далеко…

Герой Апухтина очень чувствителен к грузу времени: «Я не год пережил, а десятки годов» («На Новый год»). Но память не подвластна времени, и искусство в этом – ее главный союзник. Об этом прямо сказано в стихотворении «К поэзии»:

Нам припомнятся юные годы,
И пиры золотой старины,
И мечты бескорыстной свободы,
И любви задушевные сны.

Пой с могучей, неслыханной силой,

Воскреси, воскреси еще раз
Всё, что было нам свято и мило,
Всё, чем жизнь улыбалась для нас!

Одна из главных претензий Апухтина к современной жизни – он судит ее, как правило, не в социальном, а нравственном плане, – в ней недооценивается или даже опошляется высокое искусство. Пример тому – оперетта «Маленький Фауст», в которой гетевская героиня оказывалась кокоткой:

Наш век таков. – Ему и дела нет.
Что тысячи людей рыдали над тобою,
Что некогда твоею красотою
Был целый край утешен и согрет.

(«К Гретхен»)

Но и надежды на нравственное возрождение связаны с искусством. Наибольшей силой воздействия из всех видов искусства обладает театр. Об этом – стихотворение «Памяти Мартынова». Искусство великого артиста способно было разбудить души, как говорил Гоголь, «задавленные корой своей земности».[43]

Все зрители твои: и воин, грудью смелой
Творивший чудеса на скачках и бегах,
И толстый бюрократ с душою очерствелой
В интригах мелких и чинах,

И отрок, и старик… и даже наши дамы,

Так равнодушные к отчизне и к тебе,
Так любящие визг французской модной драмы,
Так нагло льстящие себе, –

Все поняли они, как тяжко и обидно

Страдает человек в родимом их краю,
И каждому из них вдруг сделалось так стыдно
За жизнь счастливую свою!

Но современный человек так погружен в суетные интересы дня, что даже великое искусство может возродить его душу лишь на «миг один»:

Конечно, завтра же, по-прежнему бездушны,
Начнут они давить всех близких и чужих.
Но хоть на миг один ты, гению послушный,
Нашел остатки сердца в них!

Мир театра был близок и дорог Апухтину. Об Апухтине – страстном театрале – рассказывали мемуаристы.[44] В этих воспоминаниях он предстает не только как внимательный, квалифицированный зритель, но и как человек, реагирующий на представление очень эмоционально, способный буквально разрыдаться на потрясшем его спектакле. Дружба с актерами, участие в любительских спектаклях – все это не могло не отразиться в его творчестве.