Полное собрание стихотворений

Весь воздух такая лесть,

Что я быстроту удвою.

Нет ветра, но ветер есть

Над этою головою!

Летит за крыльцом крыльцо,

Весь мир пролетает сбоку.

Я знаю свое лицо.

Сегодня оно жестоко.

Как птицы полночный крик,

Пронзителен бег летучий.

Я чувствую: в этот миг

Мой лоб рассекает — тучи!

Вознесение 1915

«Мне нравится, что Вы больны не мной…»

Мне нравится, что Вы больны не мной,

Мне нравится, что я больна не Вами,

Что никогда тяжелый шар земной

Не уплывет под нашими ногами.

Мне нравится, что можно быть смешной —

Распущенной — и не играть словами,

И не краснеть удушливой волной,

Слегка соприкоснувшись рукавами.

Мне нравится еще, что Вы при мне

Спокойно обнимаете другую,

Не прочите мне в адовом огне

Гореть за то, что я не Вас целую.

Что имя нежное мое, мой нежный, не

Упоминаете ни днем ни ночью — всуе…

Что никогда в церковной тишине

Не пропоют над нами: аллилуйя!

Спасибо Вам и сердцем и рукой

За то, что Вы меня — не зная сами! —

Так любите: за мой ночной покой,

За редкость встреч закатными часами,

За наши не-гулянья под луной,

За солнце не у нас на головами,

За то, что Вы больны — увы! — не мной,

За то, что я больна — увы! — не Вами.

3 мая 1915

«Какой-нибудь предок мой был — скрипач…»

Какой-нибудь предок мой был — скрипач,

Наездник и вор при этом.

Не потому ли мой нрав бродяч

И волосы пахнут ветром!

Не он ли, смуглый, крадет с арбы

Рукой моей — абрикосы,

Виновник страстной моей судьбы,

Курчавый и горбоносый.

Дивясь на пахаря за сохой,

Вертел между губ — шиповник.

Плохой товарищ он был, — лихой

И ласковый был любовник!

Любитель трубки, луны и бус,

И всех молодых соседок…

Еще мне думается, что — трус

Был мой желтоглазый предок.

Что, душу черту продав за грош,

Он в полночь не шел кладбищем!

Еще мне думается, что нож

Носил он за голенищем.

Что не однажды из-за угла

Он прыгал — как кошка — гибкий…

И почему-то я поняла,

Что он — неиграл на скрипке!

И было всё ему нипочем, —

Как снег прошлогодний — летом!

Таким мой предок был скрипачом.

Я стала — таким поэтом.

23 июня 1915

Асе

Ты мне нравишься: ты так молода,

Что в полмесяца не спишь и полночи,

Что на карте знаешь те города,

Где глядели тебе вслед чьи-то очи.

Что за книгой книгу пишешь, но книг

Не читаешь, умиленно поникши,

Что сам Бог тебе — меньшой ученик,

Что же Кант, что же Шеллинг, что же Ницше?

Что весь мир тебе — твое озорство,

Что наш мир, он до тебя просто не был,

И что не было и нет ничего

Над твоей головой — кроме неба.

<1915>

«И все вы идете в сестры…»

И все вы идете в сестры,

И больше не влюблены.

Я в шелковой шали пестрой

Восход стерегу луны.

Вы креститесь у часовни,

А я подымаю бровь…

— Но в вашей любви любовной

Стократ — моя нелюбовь!

6 июля 1915

«Спят трещотки и псы соседовы…»

Спят трещотки и псы соседовы, —

Ни повозок, ни голосов.

О, возлюбленный, не выведывай,

Для чего развожу засов.

Юный месяц идет к полуночи:

Час монахов — и зорких птиц,

Заговорщиков час — и юношей,

Час любовников и убийц.

Здесь у каждого мысль двоякая,

Здесь, ездок, торопи коня.

Мы пройдем, кошельком не звякая

И браслетами не звеня.

Уж с домами дома расходятся,

И на площади спор и пляс…

Здесь, у маленькой Богородицы,

Вся Кордова в любви клялась.

У фонтана присядем молча мы

Здесь, на каменное крыльцо,

Где впервые глазами волчьими

Ты нацелился мне в лицо.

Запах розы и запах локона,

Шелест шелка вокруг колен…

О, возлюбленный, — видишь, вот она —

Отравительница! — Кармен.

5 августа 1915

«В тумане, синее ладана…»

В тумане, синее ладана,

Панели — как серебро.

Навстречу летит негаданно

Развеянное перо.

И вот уже взгляды скрещены,

И дрогнул — о чем моля? —

Твой голос с певучей трещиной

Богемского хрусталя.

Мгновенье тоски и вызова,

Движенье, как длинный крик,

И в волны тумана сизого,

Окунутый легкий лик.

Все длилось одно мгновение:

Отчалила… уплыла…

Соперница! — Я не менее

Прекрасной тебя ждала.

5 сентября 1915

«С большою нежностью — потому…»

С большою нежностью — потому,

Что скоро уйду от всех —

Я все раздумываю, кому

Достанется волчий мех,

Кому — разнеживающий плед

И тонкая трость с борзой,

Кому — серебряный мой браслет,

Осыпанный бирюзой…

И все — записки, и все — цветы,

Которых хранить — невмочь…

Последняя рифма моя — и ты,

Последняя моя ночь!

22 сентября 1915

«Все Георгии на стройном мундире…»

Все Георгии на стройном мундире

И на перевязи черной — рука.

Черный взгляд невероятно расширен

От шампанского, войны и смычка.

Рядом — женщина, в любовной науке

И Овидия и Сафо мудрей.

Бриллиантами обрызганы руки,

Два сапфира — из-под пепла кудрей.

Плечи в соболе, и вольный и скользкий

Стан, как шелковый чешуйчатый хлыст.

И — туманящий сознание — польский

Лихорадочный щебечущий свист.

24 сентября 1915

«Лорд Байрон! — Вы меня забыли…»

Лорд Байрон! — Вы меня забыли!

Лорд Байрон! — Вам меня не жаль?

На…….. плечи шаль

Накидывали мне — не Вы ли?

И кудри — жесткие от пыли —

Разглаживала Вам — не я ль?