Когда мне встретится истерзанный борьбою,Под гнетом опыта поникший человек;И речью горькой он, насмешливой и злоюПозору предает во лжи погрязший век;И вера в род людской в груди его угасла,И дух, что некогда был полон мощных сил,Подобно ночнику, потухшему без масла,Без веры и любви стал немощен и хил;И правды луч, сверкающий за дальюГрядущих дней, очам его незрим, –Как больно мне! Глубокою печальюПри встрече той бываю я томим.И говорю тогда: явись, явись к нам снова,Господь, в наш бедный мир, где горе и разлад;Да прозвучит еще божественное словоИ к жизни воззовет твоих отпадших чад!
Он беден был. (Его отецВ гусарах век служил,Любил танцовщиц и вконецИменье разорил.)И ярый был он либерал:Все слабости людейОн энергически карал,Хоть не писал статей.Не мог терпеть он спину гнуть,Любил он бедный класс,Любил помещиков кольнутьСатирой злой подчас.И Жоржем Зандом и ЛеруБыл страстно увлечен,Мужей он поучал добру,Развить старался жен.Когда же друга моегоТолкнула в глушь судьба,Он думал – закалит егоС невежеством борьба.Всех лихоимцев, подлецовМечтал он быть грозой;И за права сирот и вдовКлялся стоять горой.Но, ах! грядущее от насГустой скрывает мрак;Не думал он, что близок часВступить в законный брак.Хоть предавал проклятью онПустой, бездушный свет,Но был в губернии плененДевицей в тридцать лет.Она была иных идей…Ей не был Занд знаком,Но дали триста душ за нейИ трехэтажный дом.Женился он, ему пришласьПо сердцу жизнь сам-друг…Жена ввела его тотчасВ губернский высший круг.И стал обеды он давать,И почитал за честь,Когда к нему съезжалась знать,Чтоб хорошо поесть.И если в дом к нему поройЯвлялся генерал,Его, от счастья сам не свой,Он на крыльце встречал.Жена крутой имела нрав;А дом и триста душДавали ей так много прав…И покорился муж.Хоть иногда еще каралОн зло в кругу друзей,Но снисходительней взиралНа слабости людей.Хоть не утратил он вполнеМогучий слова дар,Но как-то стынул при женеЕго душевный жар.Бывало, только заведетО крепостных он спор,Глядишь, и зажимает ротЕму супруги взор.И встретил я его потомВ губернии другой;Он был с порядочным брюшкомИ чин имел большой.Пред ним чиновный весь народИ трепетал и млел;И уж не триста душ – пятьсотОн собственных имел.О добродетели судилОн за колодой карт…Когда же юноша входилПорой пред ним в азарт,Он непокорность порицалКак истый бюрократ…И на виновного бросалМолниеносный взгляд…