Так кто же всё-таки еврей?
Коль «древо» есть и документы,
И вообще, все элементы -
Что, больше нет вообще идей?
Характер лишь один не ладный,
Скандален, мстителен, злоблив,
Прощать совсем он не привык,
Людей он просто ест пираньей.
Другой же любит и любим,
Прощенья просит и прощает,
В нужде, болезни – навещает,
Того, кому визит тот мил.
И благодарен людям, Б-гу,
И все дела его – с Творцом,
Боится быть он подлецом,
К добру, к добру стремится он!
«Анализов» таким не надо,
Не надо им бумаг других,
Чтобы раввинам угодить:
У них и так всё мирно, славно.
И видится мне так, друзья,
Россия вся и есть – Израиль,
А люди в ней крепки, как камень,
И все – евреи, все – семья!
Я не понимаю…
Я не понимаю, почему,
В той стране, где с детства я живу,
Большинство людей, как скот,
Рабской жизнью живёт.
Как понять, и как постигнуть,
Ту страну, где я живу,
Кто в ней правит, кто – властитель,
Как стараюсь, не пойму.
Это куклы, дубликаты,
Плутоваты, вороваты,
На экране день и ночь,
Позабавить нас не прочь?
Анекдоты травят смело,
Дебатируют умело,
Их обширны словеса,
А в бюджете что? Дыра.
Производства вовсе нету,
И в столовой нет обеда,
Никакой работы тоже,
Не найти никак, не можно.
Даже есть образованье,
И научно если званье,
А дипломов целых три -
Можешь пиццу развести.
Можешь развести сосиски,
Для Катюши, для Лариски,
В ипотеку взять трущобу,
Так не нужно вовсе гроба.
Не понять и не постигнуть,
Чем страна моя живёт,
Зубы лишь могу я стиснуть,
А она всё продаёт.
Продаёт леса, ресурсы,
Нефть и газ всё продаёт,
Не пойти ли мне на курсы,
Чтоб понять мог наперёд,
Что ресурсы эти – наши,
Дяди Васи, тёти Маши,
Даже мальчика Колька -
Тоже ведь его страна!
Каждый с паспортом пунцовым
На земле своей живёт,
Право он имеет, слово,
Также на неё расчёт.
Всё ресурсы, всё богатство,
Людям всем принадлежат,
Не каким-то «завихрастым»,
Небо только что коптят.
Нефть и газ – добро народа,
Пусть народ с него живёт,
Процветает пусть от рода,
Если хочет – продаёт.
Он не должен побираться,
Лебезить и воровать,
Если верно разобраться,
Если часть его отдать.
Ведь страна – вся кладовая,
А владелец – весь народ,
Как понять? И сам не знаю,
До него когда дойдёт…
Русский магазин
Заграница, заграница!
Словно чудная Жар-птица:
Все желанья исполняет,
Кормит, поит, одевает,
Благоденствие дарует,
Своей жизнею чарует,
Грезит каждый в ней остаться,
Чтоб богатым, важным статься.
И несмотря на всю красу,
И на привлекательность,
Запершит порой в носу,
И слёзы вдруг, некстати.
И на удачу, в утешенье,
Бывают русские соленья,
Бывают русские варенья,
Бывает «Русский магазин»,
Что в центре города стоит.
А в нём – сгущёнка и конфеты,
«Белочка», «Грильяж»,
Как будто вновь живут Советы,
Живёт и Вождь наш!
Так в рот беру смородину,
Вижу милу-родину,
И себя мальчишкой вижу:
Босоногий был, острижен…
Солёный огурец жую,
Обратно в детство я хочу,
Хоть чёрный хлеб был лишь и масло,
Казалась жизнь тогда прекрасной.
И красный петушок на палке,
Казалось, что живём как в сказке.
Теперь живём мы в «Загранице»,
Нам больше нечему дивиться.
Не я один здесь в магазине:
Армяне, русские, грузины,
Всех греет прошлое, былое,
На сердце нам тепло с тобою,
Что есть здесь «Русский магазин»,
В чужой стране он здесь стоит,
Куда бредут одни «осколки»,
Искать отдушину на полках,
Искать утраченное детство,
Чтобы душой чуть-чуть погреться.
Чтобы слезу смахнуть чуть-чуть,
Припомнив свой тернистый путь,
Чтоб продавцу сказать «Привет»,
Спросить: а нет ли тех конфет?
Чтоб улыбнуться землякам,
Спросив украдкой: а как ТАМ?
Наружу выйдя, в «заграницу»,
От ветра, может, прослезиться,
Припомнив всю прожиту жизнь -
Живи, мой «Русский магазин»!
Cпинозе
Выдающемуся еврейско-нидерландскому философу, Баруху (Бенедикту) Спинозе, похороненному у Новой Церкви в г. Гаага, посвящается.
Лежишь, дружище, здесь у церкви,
Вокруг тебя лежат бомжи,
Пивные банки с водкой вместе
На той плите, под ней спишь ты.
При жизни ты любил скандалить,
Талантом был не обделён,
С раввинами не смог ты сладить,
И вот – погас как уголёк.
К попам ты с просьбой обратился
В христовую общину взять,
Там на тебя народ дивился,
Тебя же было не унять.
Ты линзы шлифовал усердно,
И написал великий труд,
И «Этикой» назвал уместно,
Когда-нибудь его прочтут.
Прочтут – прочтут-то, но поймут ли?
Высок полёт твоих идей,
Для большинства всё это смутно,
Будь гой он или иудей.
И вот вдали ты от народа,
На кладбище к нему не лёг,
Бродяга у тебя без спроса
Попивши, на плите прилёг.
И всё ж остался ты евреем,
И в «моде» сотни лет уже,
Одно лишь слово лицезреет,
«Народ твой» на твоей плите.
Прохожие
Прохожих в гости пригласили,
Поговорить про Б-га,
Поесть, попить и провести
Шаббат всем вместе дома.
С душой откликнулись они,
Приятно пили, ели,
И Б-гу пели похвалы,
Так, видимо, хотели.
Евреями хотели стать,
Тем более отрадно,
Святые книжки почитать,
Пусть будет так – и ладно.
Но лишь ушли к себе домой,
У них взыграла злоба,
И ненависть на нас тобой -
Мне не понять такого.
На нас вдруг стали клеветать,
Что, дескать, притесняем
Своих детей – ни дать, ни взять:
Их за уши таскаем!
Какой был замысел у них,
Чего достичь хотели?
Детей украсть в какой-то миг,
Когда лежат в постели?
И вспомнил страшные года,
Когда детей насильно