Полное собрание творений. Том 4

По третьему пункту почтенный доноситель, во-первых, уличает сам себя в крайне недостаточном знании самого дела. Высочайше учрежденная Комиссия в 1851 году, обозрев всю переписку, нашла в ней совокупленными два разнородных дела, исследование которых производилось первою Комиссиею лишь в одно время, и потому отделила их одно от другого, назвав первое делом по неповиновению крестьян деревень Денисова и Ярцева, а второе делом по жалобам крестьян деревни Избищ на обременение их помещиком налогами и на насилие им девиц их. Этому разделению последовала и настоящая комиссия в 1852 году. По первому из этих дел г-н Страхов есть доноситель, а священник Ивановский есть обвиненный; по второму же священник Ивановский есть доноситель, а г-н Страхов есть обвиненный. Отношения упоминаемых доносителем двух священников к священнику Ивановскому принадлежат к второму делу. В нем (и нигде в деле) упоминаемого доносителем показания одного из священников на Ивановского в подстрекательстве крестьян вовсе не имеется. Имеется ли показание сих священников на Ивановского в том, что он их уговаривал присоединиться к его доносу, объявив о изнасилованных г-ном Страховым девицах в их приходах? а Ивановский утверждал, что эти священники сами объявили ему о изнасилованных девицах в их приходах; исследование впоследствии открыло таких девиц. Священник Ивановский нигде в деле не обвиняется за сделанный им донос, напротив того, его донос подтвердился, а обвиняется единственно в подстрекательстве крестьян деревень Денисова и Ярцева к неповиновению. Будучи несколько знаком с делом, мог ли я склонять одного из священников, чтоб он отказался от прежнего своего показания о подстрекательстве крестьян Ивановским, какового показания, повторяю, в деле нет. Если ж Ивановский подстрекал двух священников заодно с ним донести на г-на Страхова, то неужели это есть подстрекательство крестьян? неужели эти два священника суть крестьяне г-на Страхова? Справедлив ли оговор священников на Ивановского или Ивановского на священников, ни то ни другое нисколько не изменяет вопроса о прикосновенности Ивановского к возбуждению крестьян к неповиновению помещику, почему забота о изменении сих показаний лишена разумной причины. Последние слова третьего пункта не только не подкрепляют извета доносителя, но, напротив того, окончательно уничтожают его. Помещение этих двух священников в монастырь последовало так: Устюжское Духовное Правление получило указ Новгородской Духовной Консистории, в котором именно сказано, что сии священники устраняются из своих приходов на время переследования, для объявления чего послан был к этим священникам нарочный; вместе с тем Правление уведомило и меня отношением (копия с него при сем прилагается). Следовательно, священники знали срок прежде свидания со мною, на который они помещаются в монастырь, равно и я знал его, также священники знают ход духовных дел, равно как и я несколько знаком с ним, и знаю, что никто не может ни сократить, ни увеличить срока, назначенного Указом епархиального начальства, кроме его самого. Таинственный доноситель мой поставляет в затруднительное положение, чем объяснить его донос, потому что я доселе подвергался обвинениям во многом, но не в решительном отсутствии разума. Уж не дошел ли до него слух, разумеется в искаженном виде, о случае, который я считал известным только трем лицам, и он захотел приписать мне поступок, принадлежащий другому лицу. Этот случай состоит в следующем. Был приглашен в комиссию для свидетельства священник Евсигней Яковлев. Когда он дал свое показание сперва словесно, потом написал его начерно, выправил и стал переписывать набело, то два члена, господа Игнатьев и Строев, занялись беседою между собою о деле, а г-н полковник Станкевич встал близ столика, при котором писал священник. Когда священник достиг перепискою до того места в показании своем, где говорилось нечто о поведении г-на Страхова, то г-н Станкевич дал ему совет, чтоб он не вписывал этой статьи. Священник знаменательно поглядел на полковника и на меня; затем последовала минута молчания и размышления, после которой, однако, священник вписал статью в свое показание, вопреки желанию г-на Станкевича. — Как доноситель называет помещение священников в монастырь заключением, то я считаю обязанностию своею объяснить, что это выражение вполне неверно. Они не только не были заключены, но ниже посланы1710 под начало, а помещены на правах всей братии, пользовались даром трапезою, жалованье по приходу им не было прекращено, даже отлучки из монастыря в город Устюжну им дозволялись. До начатия сего дела один из священников штрафован за неправильное употребление церковных денег, а другой за пьянство содержался срочное время в монастыре. В течение этого дела они выказали себя неблаговидно в духовном отношении, особливо один даже обязался принять очистительную присягу, между тем как показания прочих лиц уличали его во лжи. Это, может быть, кажется доносителю маловажным; но в духовном отношении от сего обстоятельства рождается вопрос: может ли такой священник продолжать священнослужение? Посему духовное начальство приняло благодетельную меру на время переследования устранить их от постороннего влияния. Когда они явились ко мне, то я, по наставлению моего начальства, объяснил им, что принимаемая относительно их мера служит собственно к их пользе и охранению, что помещение их в монастырь отнюдь не есть вид наказания, а только гощение, и дал им наставление, чтоб они показали, в случае если их спросит комиссия1711, всю истину. Управляющий Моденским монастырем Архимандрит отнесся мне о сих двух гостях своих не с выгодной стороны, особливо сказал об одном, которого действия и по делу неблаговидные, что он — человек с потерянной совестию и очень подвержен пьянственной страсти. Но в комиссию он явился в должном виде. Таким образом самый ответ подтвердил благоразумие меры духовного начальства. Во время моего пребывания в Устюжне полковник Станкевич не раз просил меня с особенным участием о освобождении сих священников из монастыря; я ему отвечал, что они помещены указом Новгородской Консистории на время переследования и что я отнюдь не вправе изменять это распоряжение. Сознаюсь, мне показалась странною такая критика г-на полковника распоряжений постороннего ведомства и такое его участие в лицах сомнительного поведения.