По смерти княгини от наследников ее, двух ее сыновей — старшего, от первого брака, А. М. Потемкина, и второго, князя Б. Н. Юсупова, и дочери ее, графини Рибопьер, разделивших между собою ее богатства, мне выдавалась ежегодно та пенсия, которую мне давала сама княгиня на руки — по 5-ти золотых каждое 1-е число, составивших по новому курсу 235 р<ублей> в год, которую наследники разделили на две части между мною и моею матерью и по ее кончине ее часть переписали на мою старицу монахиню Августу. По смерти ее я получаю только одну свою часть в год — 142 р<ублей> 85 к<опеек>.
Лишение моей покровительницы, которую я любила более родной матери, произвело на меня подавляющее впечатление: родимый столичный город для меня точно опустел. Меня влекло в более уединенную жизнь, да и средств к содержанию семейства в приличной обстановке столичной жизни уже не доставало.
Мы решили переселиться в Москву в 1841 г. к сестре моей матери Н. К. Скуратовой. О моем удалении с литературного поприща оповестили с искренним соболезнованием и даже упреками С.-Петербургские газеты: «Сын отечества» [239
], «Северная пчела» [240], свидетельствовавшие о моем блистательном положении в С.-Петербурге, как любимой поэтессы.В Москве любители просвещения, узнав, что я живу в семейном уединении, удалясь от общества, сами поискали меня и открыли мне новые горизонты. Но в самый расцвет всех надежд на земное счастье я услышала в ночном молении пред чудотворною семейною иконою Спаса Нерукотворенного чудный Глас с {стр. 286} Евангельскими словами: «Приидите ко мне вси труждающиеся и обременении и аз упокою вы».
Я поняла это в смысле Промысла Божия, указывающего мне вступить в монастырь. Я решилась повиноваться Гласу Божию и поступила в Спасо-Бородинский монастырь к знакомой игумений именитой Марии Тучковой [241
], где и провела три года новоначалия, до посещения этой обители архимандритом Игнатием Брянчаниновым [242]. Он нашел меня в тяжком состоянии искушения унынием до отчаяния в Бытии Божии. Я воскресла духом от вдохновенной беседы этого великого аскета священноинока и была им принята под руководство.Это был глубокий аскет и вместе опытный наставник внутреннего делания. Он преподал мне келейное правило, предложил ознакомиться с учением древних святоотеческих творений и обещал доставлять мне книги по его выбору, необходимые для первоначального и последовательного чтения и условился о переписке с ним, вполне искренней и свободной. Наконец, по возвращении своем из уединения в одном из Поволжских монастырей снова на свою настоятельскую и благочинную деятельность в Сергиевой Пустыни, он вызвал меня из Спасо-Бородинского монастыря. Целый год, живя на монастырской даче вместе с моей матерью, приехавшей ко мне из Москвы, я занималась под его постоянным наблюдением изучением не только творений Святых Отцов, но Богословием. Затем я перевела с французского на русский язык «Деяния семи Вселенских соборов» из книги «История Христианства» аббата Флери [243
]. Этот перевод составил семь {стр. 287} объемистых тетрадей. По прошествии года моего жительства при обители Преп. Сергия архимандрит Игнатий устроил меня с матерью моей в Староладожском монастыре [244] в келии другой своей ученицы, монахини Августы Козьминой, вместе с нею я занималась 14 лет чтением и списыванием с древних рукописей Св. Отцов по церковному и русско-печатному шрифту.По благословению нашего наставника старица служила сестрам опытным советом и утешением в их скорбях и искушениях. Общее уважение сестер и поместного общества возбудило зависть начальствующих лиц монастыря, заподозривших старицу, а впоследствии и меня, как учениц Благочинного, в намерении быть их заместительницами.
Подозрение, возрастая с каждым годом, наконец вызвало настоящее гонение, и мы решили оставить Ладожскую обитель и приискать себе другую, даже вне С.-Петербургской епархии. В это время наставник наш был поставлен Епископом Кавказским и Черноморским [245
]. Он письменно благословил нас; взяв годовой отпуск, мы посетили Москву и ее женские монастыри, но по недостатку средств мы не нашли себе приюта. На обратном пути нас удержала тверская игуменья Мария Игнатьева и совершенно успокоила у себя [246]. По пострижении моем в мантию с наречением Марией 1863 года назначила меня начальницею монастырского училища девиц духовного звания. Воспитательно-учебное дело мое шло с таким успехом в течение шести лет, что обратило на меня внимание всего тверского общества и было доведено до сведения государыни императрицы Марии Александровны [247]. {стр. 288} В 1868 году я была переведена по вызову начальника Северозападного края и митрополита Иосифа Симашко [248] наставницей Виленского Марининского монастырского училища для дочерей служащих в крае православных чиновников и священников [249].