15
.1. Пока Тифон и его окружение предавались этим занятиям, в их умы проникали мысли о тирании, которые подсказывали им злые демоны, предлагая возможные способы действий. И демоны уже открыто участвовали в управлении [делами Тифона], являли свое присутствие и окружали [будущих мятежников]. Ибо демонам было и в самом деле невыносимо видеть позорный крах своих козней – повсюду упражняли мышление, блюли благочестие; исчезла несправедливость, водворилось единомыслие, расцвело всякое благо. «Плакать» стало пустым словом для египтян: все было благословенным, все в космической красоте и порядке; государство было подобно единому живому существу, имеющему душой закон и движущемуся в согласии с ним: все части были согласованы с целым. 2. Все это приводило демонов в ярость, они злобились на установившийся ход дел, родственными же себе людьми они пользовались как своими орудиями. И вот в двух гиникеях[276] начинают замышлять зло. Командующий иностранными войсками располагался в столице: в тот моменты египтяне решили отправить его и его армию в военный поход, поскольку вели тогда неудачную войну с частью собственного государства, желавшей отделиться. Во время военных действий пострадали некоторые египетские поселки; все эти события были подготовлены демонами. 3. Приходя днем и ночью к жене упомянутого полководца, жена Тифона – этакая говорливая цикада – без труда убедила старую и глупую варварку, что она полна заботы о ней и что предвидит грядущие для них несчастья, если дела пойдут в соответствии с планами Осириса. Ибо последний, дескать, считает, что случилось предательство, и варвары [те, что служили в войске, и те, что подняли мятеж], договорившись между собой, внесли раскол в войско, и ведется самая настоящая война. «Следовательно, – говорила она, – он отзовет твоего супруга, применив всю силу и хитрость; и как только последний будет разоружен, лишит его должности и жестоко погубит и его, и детей. Да! Этих самых детей, благородного рода, отпрысков красоты всесовершенной, их он решился убить даже не достигшими совершеннолетия!» Говоря это, она проливала слезы, касаясь детских подбородков[277], выставляя этими плачами себя благомысленной. 4. Скифская старуха сразу разрыдалась, представив, что ее постигнут все эти беды; жена же Тифона каждый день добавляла ей новые и новые ужасы: она разглашала ей мнимые тайные решения о них и о полном очищении страны от скифов. Она говорила, что Осирис каждый день готовит это изгнание, тайно дополняя списки набора граждан на военную службу, и вообще заботится лишь о том, чтобы в стране жили только египтяне, после того как они перебьют или изгонят всех варваров[278]; а это якобы будет очень легко сделать после того, как он низведет их начальника до статуса частного лица, официально объявив о снятии с должности и передаче в руки закона. Захватив же его, он думает, что остальные будут уже небольшим делом. 5. «Теперь же, – говорила она, – Тифон плачет дома; он действительно заботится о вас, в политических вопросах он всегда был на стороне варваров, из-за отсутствия которых во время голосования мы и потеряли с мужем царскую власть. Если бы они тогда были там, вы теперь могли бы напасть на египтян, завладеть их имуществом и превратить своих господ в рабов. Но тогда вы нам не помогли, а теперь мы не в силах оказать помощь вам. Но мы в беде, поскольку к нашим друзьям приблизилось ужасное». 6. Победив такой военной хитростью старуху и доведя ее до последнего ужаса от неизбежности грядущих бед, она считает это достаточным и затевает иную игру, чтобы отвлечь ее от страха, ибо варварка уже привыкла внимательно слушать ту, которая влияла на ее суждения. И вот она начинает понемногу ее поддерживать и внушать надежду: «Большому, – говорила она, – время сейчас решению, и величайшая должна быть у нас смелость, чтобы стать нам свободными от Осириса, чтобы – жить нам или не жить – от него не зависело». 7. Сначала она говорила темно и обиняками, потом стала разъяснять намеками, затем раскрыла замысел восстания, понемногу приохочивая ее к таким речам и делая смелей – так что, наконец, она превратила страх старухи в безграничную дерзость, убедив ее, что Осирис мог бы потерять всякую силу, если бы они этого захотели. «Закон, привычка к почестям, традиции отцов, – говорила она, – делают вялых людей рабами не против их воли. Но восставший подвергает испытанию бессильных; свободен тот, кто имеет силу, кто не боится судить традиции. Нам не следует терпеть того, что вы вооружены, Осирис же ничем иным не занят, кроме молитв, приема послов и прочих мирных занятий[279]. 8. Если мы объединимся (наша знать и вы – ваши руки), никогда Осирис не сможет нанести вреда ни одному скифу. Ибо вы не будете выглядеть ни нарушителями закона, ни утесняющими египтян, ни изменяющими политическое устройство, но – напротив – людьми, устанавливающими порядки в интересах всего народа, ведь вы передаете власть Тифону, рожденному от тех же родителей, что и Осирис, старшему из братьев и более законному царю Египта. Так что невероятно, что египтяне восстанут против вас, если изменения, вносимые в отеческую государственность не будут значительными. [В результате восстания] нам достанется видимость власти, благо же[280] – вам, и вы насладитесь Египтом, как пиршеством. Пообещай только, что ты убедишь своего супруга». «А ты, – отвечала та, – будешь убеждать его вместе со мной». 9. Так они и сделали. Когда же было возвещено, что начальник варваров подъезжает[281], [подкупленные воины] из посланных бежать впереди смутно заговорили о заговоре. Их нарочитые попытки соблюсти тайну возвестили яснее, чем это могли бы сделать глашатаи, о том, что они притворно скрывали. Появились и какие-то темные грамотки, предписывающие принять меры безопасности, и они увеличили замешательство. И вот уже кто-то открыто говорит, что египтяне должны остерегаться засады[282], другой говорит об этом еще более ясно, третий уже громко, и ему вторят другие. Всё это были сторонники Тифона и пособники женщин. 10. В довершении всего жены – создательницы этого представления – вышли навстречу, и сам Тифон, как будто бы по иному делу, выехал из города верхом, тайно присоединился к Варвару и заключил с ним договор о [царской] власти. Он убеждает его немедленно действовать, и в случае необходимости разрушить царственный город и убить Осириса. Что касается города, то он делает уступку – потому, что ему довольно всего остального Египта «и чтобы, вместе с тем, твои солдаты обогатились, разграбив богатства и обратив в рабство счастливый город – общую вотчину (έστίαν) всех именитых (λαμπρών) египтян». Да, добрый Тифон отдавал на разграбление город из ненависти к его жителям, благоволившим к Осирису. 11. Но скиф отказался так поступить, ибо он уважительно трепетал перед священным советом[283], разумностью народа и гражданским старшинством [столицы]. Ибо, он говорил, не по своей воле выступил он против Осириса, но будучи принужден действовать самим Осирисом; и вот, если бы ему удалось победить Осириса – так, чтобы город и окрестности остались нетронутыми, – он счел бы благом отсутствие необходимости увеличивать зло.Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги