Ломакс понял, что вспоминает собственную сестру. Ребенком он мечтал о ней, а когда сестра наконец появилась, ему исполнилось уже восемь. Он не мог поверить, что сам выдумал это чудовище. Однако проходило время, и негодование маленького Ломакса шло на убыль. Сестра была тихим ребенком и росла как-то тихо и незаметно. Он вспомнил крохотную фигурку в надутых подгузниках, поглощенную какой-то молчаливой игрой посреди двора. Ломакс смотрит на нее из окна, но сестра не замечает его. А позднее, гораздо позднее, на каникулах в колледже, когда он уже задумывался о девушках и свиданиях, Ломакс видел из окна, как сестра в одиночестве ждет школьный автобус в конце аллеи, ведущей к дому. Высокая и тонкая, она стоит, слегка склонив голову. Прямые волосы закрывают затылок и часть спины. В руках у сестры какой-то музыкальный инструмент в маленьком квадратном футляре. Что это было? Флейта?
— Почему Гейл переехала к вам? — спросил он.
— Ее мать была алкоголичкой. Пила годами. Потому Льюис и оставил ее. И когда Гейл уже больше не могла выносить все это, Вики определили на социальное обеспечение, а Льюис забрал Гейл к нам.
— Туго ей пришлось.
— Для нее это было так ужасно. Просто невыносимо. Присматривать за матерью, извиняться за нее, постоянно испытывать неловкость.
— Гейл повезло, что она нашла тебя.
Джулия мягко рассмеялась:
— Это мне повезло, что меня нашел Льюис.
В ее тоне слышалась такая преданность, что Ломакс почувствовал себя уничтоженным. Больше он не смог задать ни одного вопроса.
— Я еще не рассказывала тебе о вечеринке, которую устраивал Добермен, — напомнила Джулия. — Ломакс, разве тебе неинтересно?
Ломаксу было неинтересно.
— Разумеется, интересно, — ответил он.
— Было так замечательно, — сказала Джулия, — и все из-за профессора Берлинза.
— Берлинза? Как он?
— Такой же милый, как всегда. Было так весело, ты должен был прийти.
— Меня не приглашали.
Ломакс расстроился. Ему не было никакого дела ни до Добермена, ни до его вечеринки. Ломакса задел тон, которым Джулия говорила о Льюисе. Пришлось напомнить себе, что Льюис мертв. В голосе Джулии сквозит такое обожание, потому что она ничего не знает о малышках из клуба, с которыми спал Льюис. Мгновение Ломакс боролся с искушением рассказать Джулии об Элис.
Джулия перечисляла тех, кто присутствовал на вечеринке.
— Все, за исключением тебя. Все спрашивали о тебе. А после вечеринки некоторые пошли потренироваться.
— Вы пошли тренироваться после вечеринки?
В голосе Джулии звучала гордость.
— Вот именно. А что здесь особенного?
Интересно, где они нашли место для тренировок, кроме собственных комнат? У некоторых астрономов были гребные и велосипедные тренажеры, а Добермен держал в комнате гантели.
— Но где? — пролаял Ломакс.
Джулия удивилась.
— В новом спортивном зале.
Ломакс с трудом сдержался.
— В новом спортивном зале? Что за чертов зал?
— Разве я не говорила тебе?
— Нет.
— Ты же не мог не заметить весь этот шум и гам в третьем крыле?
Ломакс с трудом припомнил голых по пояс, посвистывающих рабочих. Однажды он смотрел из окна, как Джулия пересекает стоянку, и заметил, что рабочие тоже уставились на нее, забросив строительство.
— Вот они и построили новый зал. Об этом распорядился Диксон Драйвер.
— Спортивный зал? И во сколько же, ради всего святого, обошелся этот чертов зал?
— Ломакс, не будь таким занудой. В последнем информационном бюллетене Диксон Драйвер обещал улучшить питание и создать возможности для здорового досуга. Сейчас он ремонтирует кафетерий, а спортивный зал уже открыт.
— О Боже… — вздохнул Ломакс.
— Добермен пошел вместе с нами, и надо было видеть… — Джулия захихикала. — Жаль, что ты не видел, как он крутил велотренажер своими маленькими ножками.
При воспоминании о Добермене, вращающем колеса, Джулия покатилась от смеха.
— Обсерватория — это научное учреждение, а не курорт, — сказал Ломакс.
— Какой же ты брюзга! Все люди любят заниматься спортом. Все ходят в спортивные залы. Для хорошей работы необходимо хорошее здоровье.
Ломакс почувствовал раздражение. Несомненно, Джулия повторяла слова Диксона Драйвера.
— Все?
Ломакс был уверен, что хотя бы Ким не удержалась от язвительных замечаний об этом нововведении.
— Все.
— Даже Ким?
— Особенно Ким. Она уже сбросила три фунта. Ким занимается по специальной программе.
Мгновение Ломакс молчал.
— Неужели, неужели никому нет дела до того, что эти деньги могли бы пойти на научные исследования? Хотя бы на один из закрытых из-за недостатка средств проектов?
— Профессор Берлинз что-то такое говорил на вечеринке. Но Добермен ответил, что спортивный зал стоил ровно столько, сколько каких-нибудь пятнадцать минут работы телескопа.
— А что сказал Берлинз?
— Ничего. Профессор не пошел с нами в спортивный зал. Было около полуночи — наверное, Берлинз уже слишком стар для подобных вещей.