Полное затмение

— Поэтому ей незачем убивать мужа. Нет, невероятно. Кого угодно, только не его. Опыт показывает, что матери или даже мачехи весьма редко узнают об инцесте. Я не говорю о тех, кто потворствует ему. Хотя и такое случается. Я хочу сказать, что порой они просто предпочитают не замечать очевидного. Инцест — это внутреннее семейное дело, и семья готова скорее приспособиться к нему.

Хопкрофт поставил чашку на стол и попытался жестами проиллюстрировать свою мысль. Правая рука изображала семью. Левая — угрозу. Угрозу извне.

— Если в отношениях отца и дочери не было насилия и семью хотят сохранить, то чаще всего с инцестом смиряются. Как вы знаете, не всем инцест кажется таким уж страшным преступлением. — Хопкрофт ухмыльнулся: — Ага, это беспокоит вас, доктор Ломакс, не так ли? Доктор Ломакс вздыхает, но только про себя.

Ломакс угрюмо кивнул.

— Итак, что же делает мать или, допустим, мачеха, когда обнаруживает инцест? Она может прибегнуть к насилию, грубости, хотя это и не обязательно. Обычно она стремится разрушить семью. Или — хотя к нашему случаю это и не относится — мать уже разведена и больше не принадлежит к семье и потому хочет увидеть, как рушится новая семья. Хотя сама она не извлечет из этого никакой выгоды. Я хочу сказать, что самыми агрессивными и яростными бывают бывшие жены.

Ломакс размышлял.

— Не думаю, что это относится к нашему случаю, — сказал он, — но весьма интересно.

— Я немного успокоил вас?

— Да.

— Вот и славно. Ешьте пирожное.

Ломакс повиновался.

— А что до самого инцеста, — начал он, — представим себе, что дочь — незаметная толстушка и отец никогда не испытывал к ней сексуального интереса…

— Должен заметить, — сказал Хопкрофт, — что лишний вес не исключает сексуального интереса. Напротив, во многих культурах такие женщины пользуются особым успехом.

— Согласен. Но в данном случае мы знаем, какие женщины нравились отцу, и дочь никак не могла привлечь его с этой точки зрения. Однако затем она изменилась. Стала как раз такой, чтобы ему понравиться. — Ломакс помолчал. — Звучит неправдоподобно?

— Неправдоподобно? — воскликнул Хопкрофт. — Да девять из десяти девушек готовы на все, лишь бы папочка почувствовал к ним сексуальный интерес! Но если вы скажете им об этом, они весьма удивятся. А если отец откликнется на те сигналы, которые подает ему поведение дочери, она удивится еще больше. Сколько было девушке, когда она заинтересовала собственного отца?

— Наверное, двадцать один.

— Не скажу, что это невозможно, хотя вряд ли. Мужчина не обращал никакого внимания на дочь, а затем вдруг прозрел? Обычно такое происходит раньше.

— Но она же изменилась. Раньше она не привлекала его.

— Хорошо-хорошо, я вас понял, доктор Ломакс. Скажем так — это возможно.

Ломакс ждал.

— Понимаете, как правило, отец — первый мужчина, который оказывается невольной целью сексуальных сигналов, которые посылаются дочерью. Что-нибудь известно о других сексуальных контактах этой девушки до той поры, когда ей исполнился двадцать один год?

— Да. Один — юноша ее лет, другой — приятель отца.

— Доктор Ломакс, я понимаю ход вашей мысли. Она вела нормальную сексуальную жизнь, пытаясь измениться так, чтобы понравиться отцу. Наконец ей это удалось, и с большой задержкой, но они все-таки вступили в сексуальные отношения.

Ломакс кивнул. Хопкрофт покачал головой.

— Они сохраняли свои отношения до самой смерти?

— Да.

— Не нравится мне эта задержка. Что-то здесь не так, доктор Ломакс. Хопкрофту все это не слишком нравится. Нет, совершенно не нравится. Хотя все может быть.

Зазвонил телефон.

— А, это один мой студент. Еще кое-что, доктор Ломакс. Могу я говорить с вами прямо?

Ломакс не возражал.

— Я вижу, как вы переживаете. У вас сейчас тяжелый период. Женщину, которую вы любите, должны судить, да и собственные тяжелые мысли не дают покоя. Надеюсь, я немного развеял вашу печаль. Влюбленность — само по себе тревожное состояние, а тут еще и суд — такое любого выбьет из колеи. Доктор Ломакс, постарайтесь расслабиться. Успокойтесь. Просто поддерживайте вашу любимую и не мешайте ее адвокатам выполнять свою работу. И тогда вашей собаке станет легче.

Ломакс уставился на профессора, а затем перевел взгляд на Депьюти, который сидел теперь — загадочный, как сфинкс, — рядом с Хопкрофтом. Тарелка с пирожными опустела. Миска — тоже.

— Что вы ели сегодня на завтрак, доктор Ломакс?

— Э-э… наверное… ничего.

— Ага. А что вы ели, когда вернулись из суда вчера вечером?

— Э-э… ничего.

— А на ленч?

— Бутерброд. Половину, если быть точным.

— Вот так, доктор Ломакс. Видите, тарелка с пирожными опустела? Кларисса купила штук пятнадцать; таких маленьких и квадратных — Хопкрофт любит их. Я съел четыре, вы — два, стало быть, пес доел остальные. Да и чай выпил. Как вы думаете, стал бы он есть эти пирожные, если бы вы к ним не притронулись? Хопкрофт позволил себе эту маленькую шутку, раз уж чуть раньше пошутил так неудачно. Да и черт с ним — чего не сделаешь ради такого пса! Прошу вас, доктор Ломакс, не забывайте о себе, и все образуется.

ГЛАВА 29