Полнолуние

В этот момент замигала красная лампочка радиотелефона и человек на заднем сиденье, отложив портфель, в который собирался заглянуть, взял трубку:

— Ягов слушает… Нет, не отпускайте их, пусть подождут в приемной… Этот вопрос не ко мне, а к Мише.

Ягов поднял на водителя глубоко посаженные глаза:

— Через сколько будем в министерстве?

— Через двадцать минут, если ремонтники у «Ударника» уже убрались. Если нет, то позже…

— Вот Миша обещает через полчаса. Что говорят? Это их дело. — Он бросил трубку.

Машина рванула и зашуршала по асфальту, отстреливая колесами мелкие камешки. Ягов взял портфель, извлек оттуда несколько картонных папок с документами и потрепанную карту. Отвернув уголок карты, бегло просмотрел штамп. В его ровные графы с немецкой аккуратностью были вписаны готические буквы. Потом он пролистал документы. Везде был тот же готический шрифт. А сверху на жестком, обтрепанном картоне каждой папки явственно проступали оттиски самоуверенных орлов Третьего рейха.

— Вот олухи эти архивные, материалы дали не по описи и с карточками. Бери не хочу! — пробормотал сквозь зубы Ягов.

— Что вы говорите, Василий Ефремович?

— Ничего, Миша. Смотри за дорогой.

Ягов убрав документы, вынул записную книжку. Полистал, подобрал выпавшие оттуда мелко исписанные листочки и задумался, глядя на проносящиеся мимо дома.

Москва проснулась. Жители и гости города ежились от холода. Инженеры, врачи, учителя, рабочие коммунальных служб, маляры, слушатели военных академий, студенты, домохозяйки и цыгане текли по улицам мимо открывающихся парикмахерских, прачечных и булочных, ждущих утренний завоз хлеба. Люди скапливались у стоянок и остановок. К ним подкатывали уже переполненные троллейбусы и автобусы. Они вываливали у метро осатаневшую человеческую массу и, покачиваясь, словно рыбацкие баркасы, набирали новый груз, чтобы, раскидав их по окраинам, развернуться и снова въехать в оживший город. Где то уже намечались очереди, прохожие толпились у газетных киосков и табачных ларьков.

«Все и вся течет как река, толпа перестает быть толпой, становясь кровью уличных вен громадного мегаполиса. И в эту кровь, в эту толпу, как и в реку, нельзя войти дважды. В одну и ту же толпу — нельзя войти дважды…»

Ягов щелкнул авторучкой и, с трудом найдя свободное место в записной книжке, черкнул пришедшую на ум метафору.

— Надо же, как сложилось… В одну и ту же толпу… Замечательно.

— Что вы говорите, Василий Ефремович? — Водитель суетливо обернулся к своему шефу.

— Не отвлекайся, Миша. Смотри за дорогой.

— Да, да. Скоро уже будем на месте.

— Вот и хорошо… — Ягов взял трубку спутникового телефона, вмонтированного в подлокотник сиденья, и набрал номер. Вскоре трубка зарокотала низким мужским голосом:

— Ящуров у аппарата.

— Виталий Георгиевич, это Ягов беспокоит. Узнал?

— А, это ты, пропащая душа. Ну как съездил? Небось, замминистра оборонки в шикарное место поместили на отдых то?

— Да что и говорить, санаторий знатный. Трубы центрального отопления и то латунные. Про сантехнику я уж не говорю. Так бы в ванной жить и остался.

— Да ладно прибедняться. Твой скромный особнячок по Волоколамке я видел.

— Какой там, — Ягов усмехнулся и стал нервно теребить телефонный провод, — мой скромный домик по сравнению с богатством санатория детский сад! Ну бог с ним. Лучше скажи мне, а как там Леночка твоя? Как у нее идут дела?

— Тебе, Ефремович, спасибо, — на том конце телефона благодарно рассмеялись, — уже учится. Прошла конкурс как по маслу. Вот только дернули их сразу на картошку. Я говорю: «… заболей, дура, справка тебе будет». Но там товарищи разные, подруги, решила ехать. А ведь простудится. Я уже ректору звонил, чтоб весь курс не посылали. А он, гад, на каком то там симпозиуме. Так я в этот колхоз, веришь, роту отправил. Уберут они все там моментом, и личный состав витаминами подкормится.

— Да, ты никогда не теряешься. А что Леночка поехала, так это даже неплохо. Не все ж ей на нас, пузатых стариков, любоваться.

Посмотрит, как народ живет, больше тебя ценить будет. Кстати, насчет роты… — Ягов вдруг заволновался, пот выступил у него на лбу, — от вашего управления в Белоруссии кто нибудь работает?

— Конечно, мы по всему Союзу работаем.

— Ну да, ну да. А железнодорожников у тебя, Виталий Георгиевич, нет? Месяца на два…

— Ты что, решил от дома до министерства рельсы проложить, чтобы на светофорах не останавливаться?

— Нет, нет без шуток, я серьезно. — Голос Ягова стал вкрадчивым.

— Ну, если серьезно, то есть. Но все заняты по горло. Под Саратовом копаются. И медленно же копошатся, бездельники…

— А что они у тебя под Саратовом делают? — простодушно спросил Ягов. — Вот смех то…

Виталий Георгиевич закашлялся, телефонная трубка забасила серьезно и хрипло:

— Не телефонный это разговор, вообще то.

— Да брось, кому какое дело.