Ладно, не бурчи, дружище. Сел за руль — и не бурчи…
Я стоял по соседству с памятником моему тезке Долгорукому и следил за редкими в этот час пешеходами. Но никто не обращал на меня внимания.
Вдруг двери с обоих боков распахнулись, двое парней ловко юркнули в машину.
— Пардон, синьор! Ящик свободен?
— У меня машина. Ящик можете поискать в другом месте.
— О, это как раз нам и нравится. Аванти!
Я порядочно таскался с ними. Они вышли у сберкассы на Грузинской, и я их ждал. Потом они вышли у ювелирного магазина и долго не возвращались. Я уж подумал — сбежали, но они вдруг появились, веселые, оживленные.
— Понимаем, синьор, ваше волнение. Хотите получить вперед? Живем по кодексу строителей коммунизма.
— А ладно, валяйте.
— Грацио, морская душа, — сказал один из них. — Спасибо.
Как он узнал, что я бывшая «морская душа»? Неужели эти парни, в самом деле, бывалые люди и знают повадки морских волков? Неужто до сих пор у меня не выветрилось мое кровное, морское? А то, что я считал себя бывалым моряком, в нашем парке ни для кого не было секретом. Я служил на Балтике. Демобилизовавшись, ходил в разные страны на танкере. Эх, больно теперь вспоминать об этом!..
Мне чем-то не нравились эти парни, но было все-таки приятно, что они узрели во мне моряка, и между нами в короткие минуты сложились простые, доверчивые отношения, и я начал травить, как бродил по морякам-океанам, сколько раз был в Неаполе, Генуе, Ливорно и других городах той страны, к языку которой парни имели какое-то пристрастие.
— А мы ведь тоже бывалые, — сказал словоохотливый парень.
Другой же все больше молчал.
Они все-таки надули меня. Вышли у магазина стекла. Я знал этот закуток, где продавцы-ловкачи, казалось, просто пальцами, без алмаза резали стекло. Мне всегда нравилась их искусная работа. И я зашел полюбоваться, как они расправляются с громадными певучими листами.
Моих пассажиров там не было.
Парень, резавший стекло, кивнул на внутреннюю дверь, бросил:
— Ушли выбирать зеркала.
А там двор… Ищи-свищи…
Ай да парни… такого морского волка надули!
На душе… хоть закрой глаза и вой, как дикая собака Динго.
Вот ведь нашли отмычку — морскую душу… Увидели на мне тельняшку… А я и рот раскрыл. Украли, да не просто, а еще и плюнули в морду. Не гляди на мир через розовые очки!
Было жалко денег. Жалко было еще чего-то другого, что они украли у меня. Может, это что-то было дороже всяких денег.
Я не скоро успокоился. Противнее всего было представить, как они смеялись надо мной. Пили где-нибудь коньяк, закусывали шоколадом — и смеялись. Смеялись, как ловко провели меня. Почему-то мне казалось, что они обязательно жрали шоколад. И это было особенно неприятно и обидно.
Как же я не разгадал, что они стервецы? Это же можно было слепому увидеть. Как они распахнули дверцы машины сразу с обеих сторон! Обычный пассажир так не делает. Обычный пассажир немало повозится с дверцей, прежде чем сядет в машину.
Ах ты, старый, ржавый якорь! И никакой ты вовсе не морской волк. Ты обыкновенный старый якорь. Ржавый, и к тому же в ракушках.
Нет, надо покончить с такси. Что есть прекраснее, шире, чище моря? Что есть крепче, надежнее, бескорыстнее морской дружбы? Сколько раз я решал окончательно и бесповоротно вернуться в свою стихию, но — о, мой слабый характер! — снова оставался на берегу.
…Я колесил по городу. Пассажиров — уйма. На вокзалах — очереди. У гостиниц и ресторанов — отбоя нет. В моей машине прочно прижились топкие запахи яблок. Их везла с юга загорелая курортная братия, везли молодые, розовощекие парни с черными усиками, хозяева фруктовых рядов на московских рынках. По вечерам, я знал, курортная братия покупала с рук у театральных подъездов билеты, а молодые хозяева фруктовых рядов валом валили в «Арагви» и поздно разъезжались с притихшими, полусонными девчонками.
Не по душе мне было все это. Не по моей морской душе.
И еще мне разбередила сердце одна негритянка. Она приехала в Москву на Международный конгресс женщин из далекой африканской страны, которая называется Нигерией. Воды теплого океана штормили у ее берегов. Как сильно пахли там водоросли и какие красивые медузы плавали в зеленой воде!
Шли корабли мимо берегов, на которых зеленели пальмы.
Листья у пальм будто вырезаны из железа. Такие листья, что их хочется потрогать рукой.
Все это виделось мне с ускользающей ясностью, как в детском сне. Я ведь бывал в Африке, и встреча с ней здесь, в Москве, была для меня приятна.
Негритянку звали Кристиана. У нее были выпуклые ласковые глаза, толстые добрые губы. Она знала несколько русских слов, и, когда мы шли курсом гостиница «Юность» — Кремль, она, прижавшись лбом к боковому стеклу, говорила:
— Москва… здороф, очшень здороф… Красиф Москва.