Полнолуние

Сейчас, в этих полусумерках все предметы вокруг терялись и расплывались в темно-серой безразличной глубине. Он не мог понять, где он и что с ним произошло. Он ничего не мог вспомнить.

Что-то случилось.

Что-то не совсем обычное, что-то, чего раньше с ним не бывало. Он приоткрыл глаза, со стоном приподнял раскалывающуюся от пульсирующей боли голову и наконец понял, где он. Он лежал на узкой, еле приметной тропинке, вьющейся среди лесной чащобы; под ним был упругий ковер мха и кустиков брусники, а рядом – заросли волчьей ягоды и орешника, невысокие елки, тающие в тумане, а над верхушками елок – уходящие ввысь, теряющиеся в темной мгле прямые стволы сосен. Он посмотрел на свои руки, судорожно вцепившиеся в мох. По указательному пальцу левой руки неторопливо полз крохотный сизокрылый жучок.

А костяшки пальцев правой сплошь были в засохшей крови. Он ими осторожно пошевелил. Было почти не больно. Он повернул кисть правой руки и потер костяшки о мокрый мох. Кровь почти сразу стерлась. Это была не его кровь.

И тогда он все вспомнил, и на смену напряжению пришло пустое безразличие.

ЭТО опять приходило к нему.

Но как-то не так, как раньше. Он ни в кого не превращался, нет. На сей раз ЭТО заставило его действовать, не меняя облика. Единственное, что изменилось в нем, так это сила – она, он это хорошо помнил, увеличилась десятикратно. И еще – костяшки пальцев на кулаке правой руки заострились, покрывшись костяными острыми наростами: он помнил ощущение в правой руке, когда с невероятной силой сверху вниз, сзади ударил кулаком по голове поднимающегося со дна низины человека; помнил, как лопнула кожа на затылке того, с ружьем, как брызнула во все стороны кровь и тот стал медленно оседать перед ним на тропу, а ружье долго-долго падало из разжавшихся пальцев в густую траву.

Но также он прекрасно помнил, что в последнюю микросекунду перед тем, как его крепко сжатый кулак коснулся затылка человека, он чуть изменил направление движения руки: кулак прошел по касательной, не проломив тому, с ружьем, череп, и это спасло жертве жизнь.

Почему он его не убил?

Он не понимал. Так же, как не понимал, почему не убежал, как прежде, после нападения, а спрятался неподалеку, на этом же краю низины, чуть выше, рядом с тропинкой, ведущей к смутно видневшейся в полутьме крыше дома.

Он остался. Он чего-то ждал. Зачем?..

Так он стоял совершенно неподвижно, беззвучно дыша, слившись с высоким густым кустом бузины, превратившись в его часть, в естественную составляющую замершего в тумане леса. Ничто не выдавало его присутствия: малиновка, присевшая в полутора метрах от него на ветку клена, даже не заметила присутствия постороннего живого существа.

И он дождался.

Ни туман, ни полумрак не помешали сразу же увидеть ее, промелькнувшую на спуске в низину – в просветах между сплетением веток и листьев. Светлые спутанные волосы почти скрывали ее лицо; он слышал ее частое, прерывистое дыхание, он видел высокую, подрагивающую при каждом шаге грудь в проеме распахнутой куртки и тонкие руки, отводящие в сторону ветки, перекрывающие тропинку. Она прошла совсем близко, конечно, не заметив его, и стала быстро удаляться, спускаясь вниз к тому, без сознания лежащему на тропе. Еще он успел разглядеть ее лицо: напряженное, бледное.

Глядя на нее, он еле сдерживал рвущийся из груди мучительный стон и мысленно припадал губами к ее тонкой открытой шее. Он уже ничего не понимал – ни кто он, ни где находится, ни что происходит.

Время остановилось, вернулось вспять, и он увидел себя словно в искаженном зеркале.

Он был огромным волком.

Его мощная лапа одним движением снесла верхушку невысокого куста, и на белизне многочисленных срезов сразу выступил не сок, а алая кровь, стекая по коре вниз, к уходящим в глубину дышащей жизнью земли корням. А женщина уходила от него, уходила равнодушно, спокойно, и он всем телом поворачивался вслед, вожделенно облизывая бесконечно длинным красным языком желтоватые острые клыки.

Он был волком.

Но она не была волчицей.

Она не чувствовала его, и ее нельзя было догнать, прижать ее к земле, ведь его когти и клыки мгновенно превратили бы женщину в неподвижное и ненужное тело.

Он закрыл на миг глаза, а когда открыл, то очутился посреди большой, залитой солнцем поляны, окаймленной высокими соснами.

Он по-прежнему был волком.

Навстречу ему по тропинке среди высокой, плавно колышащейся под ветром травы бежал светловолосый мальчик, что-то разглядывая в сложенных перед собой коробочкой ладонях и не обращая ни малейшего внимания на то, что прямо на его пути стоит волк.

Чей-то жесткий приказ прозвучал в его мозгу: не убивать.