Полнолуние

Геннадий Александрович выпятил нижнюю губу и стал изумлённым. Взор оцепенел, прикованный к реторте. Артуру вовсе не хотелось, чтобы этот ступор продолжался долго, и он осторожно подтолкнул лектора:

— Ну-ну, и что дальше? Геннадий Александрович опомнился.

— Да-да. Я продолжаю, продолжаю… Ну-с, вот: при некоторых особенностях так называемой шизофрении, а именно при так называемом онейроидном синдроме человек испытывает невероятные ощущения — как будто бы он видит… или участвует в фантастических, неземных событиях… Такие люди видят в этом состоянии обитателей иных планет, чудовищ, разламывающийся земной шар… ну и так далее. Эти состояния довольно неустойчивы, поэтому их называют галлюцинациями… ну, как известно, галлюцинации возникают и при употреблении психоделических веществ, проще говоря, наркотиков. И я считаю, что эти галлюцинации есть восприятие информационных волн другого диапазона; то есть, с помощью различных методов — психоделиков ли, сильных душевных переживаний чего-либо ещё… мозг переключается на другой канал, но в слабой степени. Изображение, так сказать, выдаётся на экран с помехами и ненадолго… это, в общем-то касается практически всех людей… ну, в меньшей степени, конечно… но каждый из нас, наверное, сможет… сможет припомнить какие-то неожиданные моменты, какие-то странности, необычность восприятия… да что там говорить! сны — вот пример! Вот! Восприятие иного канала реальности, только ослабленное, недостаточное — всё равно, что увидеть, скажем, в нашем телевизоре передачу из Бразилии!..

Разволновавшись, Геннадий Александрович вскочил, с размаху сел и снова встал; схватившись неспокойною рукой за подбородок, скомкал губы. Меж пальцами блеснула слюна. Глаза — даже за мутными стеклами — полыхнули безумием, но Артур этого не увидел. Безумие хозяина плеснуло и в него огненной водой, обожгло, схватив дыхание, и пароксизм восторга туго вздёрнул нервы — одной центральной точкой, как полюс меридианы.

— Да! — выкрикнул Геннадий Александрович, простёрши руки. — Да! Вы понимаете меня, Артур, вы понимаете, вы поняли меня!.. Вспомните, вспомните историю средних веков — процессы ведьм, изгнание бесов, нечистая сила… Почему?! Я спрашиваю: почему об этом говорили тогда, относились к этому серьёзно? Люди были дикие, тёмные, верили в бредни, скажут мне, уверенно скажут… А как, простите, быть с культурой, с высочайшей, непревзойдённой культурой тех лет?.. Откуда бралось это всё?.. Или это тоже — дикость и невежество?.. Ха! Хотел бы я посмотреть на того, кто сегодня сумеет создать что-либо подобное… просвещённый век… кишка тонка, просвещённые!.. Быдло! Пять миллиардов хамья — жуть! Алкаш под забором — дитя просвещённого века, а Данте — мракобес, выходец из тьмы средневековья, так выходит, да?.. Чушь! Чушь, чушь говорю я вам!..

«Да он псих», — вдруг понял Артур. Прилив безумия схлынул.

Артур стал снова трезвым, рассердился на себя за то, что сидит и слушает всю эту хрень. Хотел оборвать сумасшедшего болтуна, встать и уйти, но что-то удержало его в последний миг. Он остался. Геннадий же Александрович, взорвав запал своих эмоций, поуспокоился.

— Чушь всё это, — повторил он устало, махнул рукой и сел. — Всё это было… было. Являлись людям черти, ведьмы, кто угодно… и крушение и рождение миров — и это было, и виделось людьми, которые были нисколько не глупее нас, и не были они шизофрениками или сумасшедшими, а просто их мозг улавливал много разных каналов реальности… хуже, конечно, чем первую программу, но всё же не её одну.

Геннадий Александрович помолчал немного, вздохнул. Провёл ладонью по голове, ото лба к затылку. Волосы у него были серые, реденькие.

— Так было, — сказал он спокойно. — Я в этом убеждён. Так было, покуда государства были достаточно слабыми образованиями и не могли контролировать своих подданных, их мозги… Но затем государственная власть усилилась. Не армией, не полицией и даже не деньгами. Нет. Печатный станок! Вот главное орудие государственной власти. Я имею в виду не тот станок, что печатает деньги, а тот, что газеты. Наверное, приходилось слышать: пресса — четвёртая власть?.. Приходилось. Так это лукавство, скажу я вам. Ложная скромность. Не четвёртая, а первая, первая власть — пресса… в широком, конечно, смысле — все средства массовой информации.

Островцов встал. Голос его был твёрд и властен, как у судьи, выносящего вердикт.