Оглядываться на хозяина кабинета не хотелось. Видеть тучного, страдающего одышкой и сердечной слабостью принца-регента не хотелось. Думать о старости, как таковой, о том, что, рано или поздно и ему придётся вот так… окончательно и уже бесповоротно не просто
Ему тридцать четыре. Пыхтящему от малейших усилий принцу-регенту, которому порой из-за болей в пояснице трудно нагнуться за кочергой, дабы самому, по монаршему капризу, поворошить угли в камине, было почти столько же, но выглядел он на все пятьдесят. Не из-за нездоровой полноты, которая часто делает людей старше с виду, нет; Георг Август Фредерик не просто казался пожилым, усталым от жизни человеком, он и впрямь был таким. Дар, запертый с юных лет, медленно сжигал его изнутри, старя раньше времени. Так, как он выглядел, по идее, должен был выглядеть сейчас его отец, пятидесятичетырёхлетний Георг Второй. Но, вынужденный, как и племянник, скрывать одарённость, безумный король превратился ныне в дряхлую развалину. При взгляде на него трудно было поверить, что эти ходячие мощи — всё, что осталось от когда-то статного и величественного мужа, от Государя, изменившего историю и карту мира. Жизнь ещё теплилась в нём, но каким-то чудом.
Во времена рождения и юности Георга Второго наличие магического дара считалось непростительным пороком даже для захудалого аристократа; что уж говорить о наследнике престола! Королевской семье удалось неимоверными усилиями сохранить постыдную тайну и заблокировать способности единственного сына. Последствия этого насилия над Даром проявились не сразу. Много лет спустя запертая магия отомстила своему хозяину преждевременной старостью и безумием. Пожалуй, целители из Ордена Змеи и Чаши могли бы попытаться если не повернуть вспять, то хотя бы замедлить эти разрушительные процессы: к тому времени Договор содружества был подписан, маги трудились открыто и на благо государства, но… В один из редких моментов просветления Его Величество запретил себя исцелять. Поклявшись однажды родителям, что до конца дней своих останется обычным человеком, он считал себя не вправе нарушить слово. К тому же, клятва была принесена в храме, с соблюдением ритуала привязки к благополучию отечества; нарушение её грозило множеством бедствий для Британии. Жертвовать судьбой всего народа ради исцеления единственного немощного старика, пусть и короля, Георг Второй не мог позволить.
Его племянник, принимая регентство, уже осознавал, что его ожидает. Но в государстве, жители которого долгое время едва терпели Договор с магами, появление Одарённого на троне вызвало бы, пожалуй, революцию пострашнее французской. Георг Август Фредерик пошёл на отважный шаг: публично признался в наличии Дара, а затем публично же от него отказался. Эта акция поначалу уронила его престиж в глазах подданных, но она же в немалой степени затем и возвеличила, особо укрепив популярность в тех дворянских семьях, которые вынужденно скрывали одарённых детей либо отправляли в лапы инквизиторам. После скандального покаяния самого принца-регента признаться в наличии Дара перестало быть постыдным. А несколько лет спустя само отношение общества к магам изменилось в лучшую сторону. Случаев запечатывания магии почти не наблюдалось, разве что по приговорам суда, в особых случаях. Так что с уверенностью можно было сказать: да, жертва принца оказалась не напрасной.
Вот только ему самому легче от этого не становилось. За шесть календарных лет правления он потерял десятка два собственных лет, не меньше. Все признаки стремительного приближения старости были налицо. Но человеку свойственно надеяться на лучшее… К тому же, в клятве, озвученной принцем при церемонии запечатывания Дара, присутствовала некая оговорка, предусмотрительно заложенная составителями текста. Однако особых условий, подразумевающих снятие блока-печати, всё не наступало. Оставалось уповать на Судьбу.
— …Его Величество нынче на удивление бодр, — отозвался наконец принц-регент на вопрос своего гостя. — В отличие от меня. Я чувствую приближение мигреней, и одно это заставляет ощущать себя, как… Плохо, Ричард, всё плохо. Приближается что-то зловещее, непонятное; страшная сила, могущая смести всех нас с лица земли. Особенно это тягостное ощущение угнетало меня сегодня. Вы не поверите, но ближе к полудню мне показалось, будто голова моя взорвалась, и во все стороны полетели чёрные, словно вороньи перья, ошмётки! Ваш очередной эликсир больше не помогает: то ли никудышный, то ли приступы стали сильнее. Боюсь, что недуг отца подкрадывается и ко мне. Да лучше бы заработать апоплексический удар, в самом-то деле, и быструю смерть, чем отцовское безумие!
— Глупости, — сурово ответил Великий Магистр. — Одно ничуть не лучше другого.
Принц-регент глянул на него недоверчиво.
— Удивительно, что вы меня вообще услышали. У вас был такой отсутствующий вид, будто вы грезили наяву.
Уэллс отвёл глаза.
— Да, нашло вдруг… такое странно состояние. Бывает. Тем не менее, я вас прекрасно слышал.