Непонятно откуда возникла Оливия в платье, прикрывающем лишь причинные места, и бросилась к Вагнеру. Он перехватил её и увлёк к танцующим. Будто ненароком, он всё ближе и ближе увлекал Оливию к одинокой блондинке, и вот уже Оливия топталась растерянно одна, а Вагнер исполнял с блондинкой очень понятный им «танец любви». Сокрушительным ударом в челюсть Вагнера и пощёчиной блондинке «серебряная ложка» прервала этот немой любовный диалог. Вагнер рухнул на пол, это не очень заинтересовало остальных танцующих, зато Родриго догнал длинноволосого плейбоя, развернул его и врезал ему справа.
Женуина и Тулио проснулись оттого, что кто-то с силой колотил в дверь.
– Что стряслось опять? – Женуина надела халат. – Ты что, с ума сошёл, Калисто? Ты знаешь, сколько теперь стоит такая дверь?
– Беда с Диего! Он проигрался в пух и прах, напился, его избили, и он валяется на улице.
– Всё начинается сначала, – сказал Тулио, выходя в гостиную в халате.
Женуина затравленно посмотрела на него.
– Пойдём со мной, Жену, я один не смогу с ним справиться, а тебя он слушается.
– Никуда она не пойдёт, – твёрдо сказал Тулио.
– Но его заберёт полиция, Жену. – Калисто будто не услышал Тулио.
– Тулио, – нежно сказала Женуина, – нельзя же оставлять человека ночью посреди улицы, его могут обобрать, убить даже. Я никогда и никому не отказывала в помощи. А ведь Диего – отец моих детей.
Женуина набросила шаль. Стараясь не встречаться взглядом с Тулио, надела старые босоножки, заколола волосы.
Возле исписанной похабщиной стены, в луже лежал растерзанный и избитый Диего. Он бормотал какую-то странную песню и хлопал ладонью по воде.
– «Ах, времечко моё, море, друг спокойствия! Ах, друг мой, море! Уходя в объятья моря, не оставляй, моряк, руля! Знай, жалеть ты будешь после...» – пел Диего.
Женуина и Калисто подошли к нему и молча смотрели.
– Ах, мамулечка, я не хочу, чтобы ты видела меня таким! – Диего попытался встать и не смог.
Калисто сделал движение помочь Диего, но Женуина остановила его:
– Ты можешь встать?
– Мне нравится здесь. – Диего повернулся на другой бок.
– Правильно. Твоё место в канаве, на обочине жизни...
– Жену, давай его поднимем! – попросил Калисто.
– Нет уж! Пусть поднимется сам, а пока не поднимется – пусть послушает меня... Укрываться старыми газетами, есть объедки, жить на деньги женщин. Потомок Сида! Поднимайся – или я уйду домой!
– Прости меня, мамулечка. – Диего попытался подняться и не смог. Он стоял на коленях, потом пополз к Женуине. – Я не стою твоего благородства. Я не стою твоей доброты! Прости меня!
– Я хочу, чтобы ты поднялся и своими ногами дошёл до дома! – раздельно сказала Женуина. – Единственно, что я могу сделать для тебя, – это помочь подняться, но идти ты должен сам! – Вместе с Калисто она поставила Диего на ноги. – А теперь – ступай! Ты должен идти.
Шатаясь, Диего пошёл к дому Женуины.
– Ты позаботишься обо мне? – бормотал он. – Я обещаю тебе, я клянусь... Я постараюсь... Никогда в жизни...
– Эй, налево! – приказала Женуина.
– Почему – налево? – Диего остановился, качаясь, как от ветра. – Ты же сказала, что мы пойдём к нам домой!
– А разве у тебя есть дом? Калисто, пожалуйста, препроводи, нет, перепроводи жильца в пансион.
– Что всё это значит? – спросил Урбано, открыв дверь.
– Что ты делаешь, Жену? – взвыл Диего. – Ты же сказала, что мы пойдём к нам домой!
– А разве у тебя есть дом? Ты сам выбрал жизнь бродячей собаки, и твой дом там, где ты ночуешь.
– Погоди, Женуина, Диего в таком положении... – пытался вступиться Урбано.
– В положении женщина, которая ждёт ребёнка.
– Зачем ты привела его сюда, совести у тебя нет?! – тихо сказала Эмилия Женуине. – Отведи его в душ, Урбано! – приказала она мужу.
– Я не хочу под холодный душ!
Урбано и Калисто потащили упирающегося Диего наверх.
Женуина и Эмилия остались одни.
– Может... – робко начала Эмилия.
– Нет, – прервала её Женуина. – Нет, нет и нет. Я уверена, что это ты дала ему денег, вот и расхлёбывай. – Женуина ушла.
Эмилия села на диван и тупо уставилась в телевизор. Слёзы текли по щекам, оставляя чёрные полосы туши, но она не вытирала их.
Китерия просто исходила бешенством. Эта Мерседес потеряла ключи и преспокойно спала там, наверху. Дугласа где-то черти носили, а её замечательный план провести вместе с Лаис неделю в Ангре, оказать ей моральную поддержку – ведь в Ангру поехал и её бывший муж с какой-то молоденькой девчонкой – все эти благородные планы были на грани фиаско.
...А Дуглас прощался с Флавией:
– Когда мы снова увидимся, дорогая?
– А зачем нам видеться? Вся эта двойственная ситуация действует мне на нервы.
– Я понимаю тебя, но и ты пойми меня. Я должен привести дела в порядок хотя бы для того, чтобы развестись с Мерседес. Ты представляешь, какую цену она заломит за развод?
– О Мерседес можешь мне не рассказывать, я её знаю с детства.
– Так зачем же ты хочешь лишить меня единственной радости – любить тебя?
Когда Дуглас лгал, он сам начинал верить в свою ложь, а кроме того, ему было хорошо с Флавией в постели, так что выходило, что и не лгал он вовсе.