Полный финиш

В этот момент на пороге появились и мои со… купейники. В общем, веселые соседи по купе. Впереди шел Ковалев, а за ним вышагивали Крылов и Немякшин.

Тоша вел, нет, волочил под руку миниатюрную миловидную девушку, которая — при его-то росте — упиралась ему в подмышку, а вот Немякшина сопровождала внушительных габаритов девица с веселой пухленькой мордочкой и взлохмаченными волосами.

Она хохотала и громко именовала Пашу Немякшина «зайцем».

В этот момент Ковалев наткнулся на жеманного молодого человека в белых джинсах, больше похожих на лосины. Очевидно, он был знаком с Костей, потому что завлекательно подмигнул накрашенным косым глазиком и сделал попытку хлопнуть «добродушного бульдога» ниже пояса.

— Привет, Кости-а-а, — донеслось до меня напевное мурлыканье представителя сексуальных меньшинств (как раз возникла музыкальная пауза между двумя композициями мальчиковой группы «N`sync», и занимательный диалог стал достоянием общественности).

— Здорово, бархотка! — нелюбезно буркнул Ковалев. — Не было… этого?

— А… Бори? Не-е-ет, — проблеял педераст и тут же получил пинок от нетрезвого Немякшина. Экзекуция вызвала у паренька приступ мизантропии, и он уселся за столик в компанию к своему коктейлю и трем мужикоподобным дамам с габаритами борцов греко-римского стиля в тяжелом весе. Забормотал, бедный, наверное, что-то типа: «Пра-а-ативные натуралы! Они еще и деру-утся!»

Ковалев присел за столик, а Крылов, усадив Немякшина и девушек туда же, направился к стойке бара, выписывая замысловатые кренделя… пока что руками. Траектория его пути трагически совпала с крокодильей мордой над моей головой, и он вписался в нее физиономией так смачно, что вся внушительная конструкция пресмыкающегося задрожала, а страдалец Крылов рухнул на столик.

Да так удачно, что угодил локтем в чашечку с заказанными мной кусочками ананасов в собственном соку и размолол их вместе с чашечкой.

— Та-ак, — протянула я скорее в риторическом порядке, потому что Антон не мог меня слышать из-за музыки, — вы, господин Крылов, как Мамай: везде сеете разор, ужас и погибель.

Неожиданно подумалось, что на фоне смерти Денисова шутка выглядит, мягко говоря, довольно-таки неудачной. Но мысль не успела развиться и испустила дух при самом своем зарождении, потому что прямо против меня возникло искаженное апокалиптическим страданием лицо Тоши Крылова.

Причем из первых же слов, пущенных его луженой глоткой, выяснилось, что страдал он вовсе не от боли и уж тем более не по поводу пошатнувшегося крокодила и разбитой чашечки с ананасами.

— Бля-я-а… новый пиджак, ек-ковалек!! — взвыл он так, что перекрыл даже мощный плавный накат музыки. — Ну что ты!.. Э-э-э… Женька? Или… в-в-в… беляк? Э… простите, девушка, кажется, я ошибся… — Он подслеповато прищурился на меня, но я сокрушила его сомнения коротким восклицанием:

— Не ошибся, Крылов. Не ошибся.

Музыка на несколько мгновений приослабила свой натиск, и он теперь узнал меня.

— Чего-то я не того… не узнал тебя сразу. А ты что одна? Где Санек?

— Да шляется где-то, — ответила я, растерянно глядя на размазанные по скатерти ананасы.

— Это он напрасно так. Вот если бы я был на его месте…

— Если бы ты был на его месте, — сказала я с интонациями инженера Тимофеева из столь любимого Крыловым «Ивана Васильевича», говорящего Крачковской — Ульяне Андреевне: «Если бы вы были моей женой, я бы… повесился!» Но я не успела сказать это, потому что Крылов сам договорил за меня это сакраментальное:

— Я бы… повесился! Понятно, — подытожил он уже своим обычным голосом. — Это все понятно. Но ты же решила в-в-в… воздерживаться от спиртно…го.

— Да чуть-чуть, — сказала я. — Тут чуть-чуть мартини и шампанского, а остальное — сок.

— Персиковый?

— Ананасовый, — вздохнула я и снова взглянула на уничтоженный деликатес. — Мой любимый сок.

И я посмотрела в сторону Ковалева, Немякшина и их спутниц. Та-ак. Ковалев сидел не с ними, а за угловым столиком с каким-то плотным мужчиной с могучим бритым затылком и загорелой атлетической шеей. Это было все, что я могла о нем сказать, потому что сидел он ко мне спиной.

Крылов продолжал говорить что-то, но я уже не слышала его, хотя чисто визуально была само внимание.

Мужчина сидел недолго: поговорив с минуту — причем лицо Константина все это время было сосредоточенным и, я бы сказала, оцепенелым, полностью утратив пьяную расслабленность, — он встал и, подав Ковалеву руку, направился к выходу.

На самом пороге он обернулся, и его лицо попало в полосу света.

И я аж пристыла на месте, увидев это характерное массивное лицо — хорошо мне знакомое.

Мало того, что своими очертаниями оно напоминало лицо Ковалева — широкое, с тяжелыми скулами и массивным подбородком, с небольшими, широко поставленными глазами и выпуклым лбом. Мало того, что последний взгляд был устремлен — нет, я не могла ошибиться! — на меня.

Но еще — еще я прекрасно помнила, при каких обстоятельствах мы познакомились с ним в Питере.

Господин развернулся и вышел из бара легкой, чуть раскачивающейся походкой.

…Это был Борис.