Полный финиш

— Да ничего я не знаю! — рявкнул он тем самым голосом, каким напустился на не в меру неразговорчивую продавщицу в мини-маркете. — Хочешь, отпускай, сука! Пошла ты! Как я себя сливать буду, если я ваще не при делах… ничего не… не знаю! Билеты нам купил Борян, Костя попросил… не просто так купил, мы ему лавэ скинули уже тут, в Сочах. Денисова твоего первый раз в поезде увидел и вообще его знать не знаю… Кто убил — не знаю. И ничего мы тебе не подсыпали, бля! Хотели бы подсыпать — подсыпали бы так, что не ты бы за ноги хватала, а тебя — чтобы вперед ими нести! Сука!! Мы ее разбухивали два дня, все такое… а она теперь предъявы кидает и на порожняк строит, чтобы я всякую херню отгрузил насчет Боряна! Нормальный пацан Борян, ничего плохого про него сказать не могу! Ну че, бля! — Он дернул ногой. — Скидывай, жаба!

— А и скину, — деревянным голосом сказала я, впечатленная этим зажигательным монологом Крылова. У парня бесспорный ораторский талант.

Впрочем, он тут же сменил тактику: понял, что немного погорячился.

— Э, ты че! Хорош, Женька! Я тебе правду сказал! Ничего я не знаю! Ну ты че, — он поднатужился и, скривившись вправо, повернул ко мне — вполоборота — побагровевшее от натуги лицо… таким я увидела его в отблеске молнии. — Ну ты че, Женька, если мы что такое против тебя… да на хрена нам?

Как говорил Вэ Вэ Маяковский, инцидент исперчен. Разговор в экстремальных условиях не получился, тем более что мой собеседник, по всей видимости, говорил правду.

Я вытянула Крылова из котлована и, присев к дереву, начала открывать водку.

Тоша уже сидел на земле, щупал голову и по совместительству растирал ногу, когда я протянула ему «Исток» со словами:

— Пей!

— А ты?

— Пей! Я… не буду. Наверно, ты и в самом деле не при делах. Ничего не могу понять… пей всю!

— Да я ж в говно буду! — категорично заявил Крылов, открывая сок.

— Прекрасно. Вот и будь. Нечего тебе помнить, о чем мы тут с тобой говорили.

— Да и сейчас в говно!

— Пей, сказала! — крикнула я и почувствовала в голосе истерические нотки.

…Нет, в самом деле — подобного со мной еще не было. Сейчас я чувствовала себя беспомощной молоденькой училкой, которая не могла справиться с буйными учениками, лепила двойки направо-налево — и тем не менее была беспомощна и жалка. Я прекрасно понимала теперь, что эти ребята — Крылов, Ковалев и Немякшин — тут ни при чем, но что-то упорно подталкивало меня искать истину в их гипотетической виновности.

Может, потому, что виновники были вовсе не они. Не они…

И эти беспомощные метания — дилетантские, вымученные, недостойные экс-бойца спецотряда «Сигма» — я никак не могла объяснить.

Что-то происходит. Да, что-то происходит. Но не только извне.

Во мне.

Я посмотрела на Крылова, который стремительно опустошил бутылку — вероятно, от потрясения, — и теперь привалился головой к стволу дерева. Все.

— Ты тоже, ясное дело, назовешь меня мужеподобным существом… — пробормотала я. — Вот так. Проклятая профессия…

* * *

Когда я вернулась в номер, опустошенная, с посеревшим лицом и потухшими глазами, Воронцов уже вернулся. Он сидел диване и пил пиво.

— Вернулся? — спросила я. — И где ты был?

Саша пристально посмотрел на меня чуть прищуренными своими миндалевидными глазами, и в морской волне их что-то дрогнуло: неуловимое, тревожное.

— Что случилось? — быстро спросил он.

— Ни-че-го, — по слогам выговорила я. — Вот именно, что — ничего.

— Да на тебе лица нет!

— Да? — равнодушно спросила я и, взяв его чашку с чаем, допила. — А что на мне есть?

Воронцов порывисто подсел ко мне и, обняв за плечи, произнес:

— Знаешь что… так не пойдет. Ты где-то ходишь полдня, приходишь с зеленым лицом и говоришь — ничего не случилось. Может, я и болван, но не до такой степени, чтобы не понимать…

— И что ты понял?

— Что у нас неприятности.

Он так и сказал — не «у меня», а — «у нас».

Я подняла к нему бледное лицо и спросила:

— Кто тот парень, который тогда предъявил тебе в ресторане… помнишь, в день нашего знакомства? Здоровый. С ним еще амбал был, которому я разбила голову бутылкой, и девчонка какая-то. Она еще на меня косилась как-то подозрительно.

Лицо Воронцова потемнело:

— А, Борис?

— Сегодня я видела его здесь. В Сочи, — бесцветным голосом сообщила я.

Воронцов облизнул губы, хотел что-то сказать, но я опередила его:

— Самое интересное не то, что я его видела, а то, с кем именно. Никогда не угадаешь.

— С Костей Ковалевым? — выговорил он — даже губы побледнели!

Я заглянула ему в лицо:

— Откуда ты знаешь?

— Да так… интуиция. Не у тебя же одной интуиция. Они… они внешне похожи. Я на это еще в поезде обратил внимание.

— Конечно, похожи. Борис и Костя Ковалев — двоюродные братья. А теперь быстро скидывай мне все, что знаешь об этом Борисе. Раньше ты не больно-то баловал меня откровениями на тему личной биографии, но теперь… теперь от этого зависит наша безопасность, и ты не имеешь права молчать.

— Наша безопасность? А мне казалось — только моя, — выговорил Саша.

— А ты думаешь, что я буду сидеть сложа руки, если тебе будет угрожать опасность? Сама подставлюсь…