Полный газ

У парадной двери топталась небольшая группка. Резная деревянная пестрая вывеска у двери изображала волков на задних лапах, собравшихся вокруг стола, в центре коего размещалось большое серебряное блюдо, и на нем – красиво разложенные бледные человеческие руки.

– Вам сюда, – оповестил таксист.

Он обернулся, и его морда почти прижалась к стеклу, которое разделяло места водителя и пассажира. На стекле оседал белый пар.

– Я имею в виду, можете позвонить отсюда. Правда, боюсь, придется пробиваться с боем.

Он издал фыркающий звук; Сондерс решил, что это смех, хотя больше походило на то, как собака пытается выкашлять ком шерсти.

Сондерс не ответил. Он сидел на черном кожаном сиденье и пялился на толпу у двери «Материнских ручек». А они, они тоже смотрели. Некоторые направились к такси. Сондерс твердо решил не издавать ни звука, когда его поволокут наружу. В Кашмире он научился сохранять безмолвие, и если хватит силы, ему придется потерпеть всего минуту-две, – а потом безмолвие обойдется без его помощи.

– Хорошее семейное заведение, вот что здесь, – пояснил водитель. – Вот уж где подают отличный обед. И знаешь, приятель, ты подоспел как раз вовремя.

У серебристых вод озера Шамплейн

«Бамс! Бамс!» Робот прошаркал в непроглядную черноту спальни и замер, уставившись на людей.

Женская особь застонала, откатилась подальше и накрыла голову подушкой.

– Гейл, солнышко, – облизывая пересохшие губы, попросила мужская особь, – у мамы страшная мигрень. Можешь шуметь где-нибудь подальше?

– Могу предложить стимулятор – чашку кофе, – бесстрастным голосом прогудел робот.

– Убери ее, Раймонд! – простонала женщина. – Голова раскалывается!

– Выйди, Гейл. Видишь – мама не в себе.

– Обнаружена ошибка! – не унимался робот. – Сканирование жизненно важных органов идентифицирует ее как Сильвию Лондон. Она в себе, целиком и полностью.

Робот склонил голову набок в ожидании дальнейшей информации. Нахлобученная на макушку кастрюля съехала и с оглушающим звоном грохнулась на пол.

Маму подбросило на кровати. Ее нечеловеческий, полный страдания бессловесный вопль так напугал робота, что тот на миг забыл, кто он, и снова превратился в Гейл. Гейл подхватила с пола кастрюлю и поспешно – «бумц! бумц!» – затопала в сторону гостиной.

Очутившись в безопасности, она осторожно заглянула назад, в спальню. Мама уже рухнула обратно, накрывшись подушкой.

Раймонд улыбнулся дочке из темноты.

– Возможно, роботу по силам изобрести противоядие? Антимартини, – подмигнув, шепнул он.

Робот моргнул в ответ.

И приступил к поставленной задаче – выводу отравы из жизненной системы Сильвии Лондон. В кофейную чашку полились лимонный и апельсиновый соки, полетели кубики льда, масло, сахар, потекла жидкость для мытья посуды. Результат пенился и сиял ядовито-зеленым, напоминая о венерианской слизи и радиации.

Гейл решила, что смесь станет съедобней, если подать к ней тост с мармеладом. Однако в программу закралась ошибка: тост сгорел. А может, задымился сам робот – замыкание в сложной системе проводов привело к сбою в законах Азимова. Все его платы раскалились, и робот не на шутку забарахлил. Опрокинул стулья, с грохотом своротил стопку книг с кухонной стойки на пол. Ужасный проступок, но Гейл просто не могла удержаться.

Она не услышала, как мать пронеслась через гостиную и поняла, что та уже в кухне, только когда Сильвия сдернула с ее головы кастрюлю и швырнула в эмалированную раковину.

– Ты что творишь?! – заорала она. – Боже мой, если я услышу еще хоть один звук, разорву кого-нибудь на куски. Не удивлюсь, если себя.

Гейл молчала, чувствуя, что это сейчас самое безопасное.

– Сгинь с глаз моих, пока не сожгла весь дом! Господи, кухня в дыму, тост сгорел! А что за ужас в чашке?

– Лекарство для тебя, – сообщила Гейл.

– Нет от этого хоть какого-то лекарства, – простонала мама.

Гейл подумала, что двойное отрицание «никакого лекарства» подошло бы лучше, но решила, что разумней сейчас ее не поправлять.

– Мне бы хоть одного мальчика, те молчат. А четыре девчонки гомонят, как воробьи на дереве, сил никаких нет!

– Бен Кворрел вовсе не молчит. У него рот не закрывается.

– Иди погуляй. Все идите погуляйте. Не хочу никого слышать, хотя бы до завтрака.

Гейл зашаркала к гостиной.

– И сними кастрюли с ног! – скомандовала мать, потянувшись к подоконнику за пачкой сигарет.

Гейл изящно освободила сперва одну, потом другую ногу от кастрюль, изображавших ступни робота.

В гостиной двойняшки играли в «тачку» – Минди держала Мириам за лодыжки, та пыталась идти на руках. За столом над альбомом для рисования склонилась Хезер.

Гейл заглянула сестре через плечо. Разыскала калейдоскоп и навела его на рисунок. Лучше не стало.

– Может, тебе помочь? Я умею рисовать кошкин нос, – предложила она.

– Это не кошка.

– Да? А кто?

– Пони.

– А почему розовый?

– Потому что мне так нравится. Розовый красивей, чем обычные лошадиные цвета.

– Никогда не видела лошадь с такими ушами. Пририсуй лучше усы, и пусть будет кошка.

Хезер смяла рисунок и вскочила, опрокинув стул.