6. В случае невольной остановки во время импровизации, что бывает, когда под влиянием каких-либо обстоятельств порвется нить речи, забудется, что было сказано и что следует сказать, опытный импровизатор советует не смущаться такой остановкой, а несколько оправившись (отереть, например, платком пот с лица) взять первую идущую к делу мысль и развивать ее применительно к главному предмету проповеди, которого забыть уже нельзя. В скором времени забытая мысль припоминается.
7. Не бесполезно, кажется, предложить вопрос: как долго может или должна продолжаться импровизация? При составлении речи или проповеди на бумаге вопрос этот не имеет места. Там пишется столько, сколько нужно по объему предмета и цели сочинения. В импровизации дело другое. Здесь зависит от личности и способности импровизатора: один, спокойный и твердый, может говорить дольше, другой, пылкий и нервный – говорить меньше, потому что скоро утомляется и, так сказать, расходуется. Поэтому импровизатор относительно продолжения своей речи должен смотреть не столько на остающееся еще пред ним количество мыслей, которые он предполагает раскрыть, сколько на душевное свое состояние. Начиная с полными силами, он в продолжение речи чувствует, насколько сохраняется у него эта полнота сил, или иначе, когда начинается ослабление и утомление. При наступлении утомления чувствуется, что мысли не так полно обнимаются и выражаются, являются в их раскрытии скачки и непоследовательность, слова подбираются уже с трудом: это знак, что пора кончить. Оратор не должен насиловать себя. Лучше остающийся материал оставить, если можно, до другого дня (особенно когда предпринят целый ряд поучений по одному предмету) и, если это невозможно, с сознанием изложить последние мысли сжато, в виде перечня с краткими замечаниями, давши вид, что слишком было бы долго и утомительно (что и справедливо) в дальнейших подробностях раскрывать предмет. В противном случае, если оратор будет неволить себя, результат будет тот же, только не добровольно, а по необходимости. (См. «Живое слово», Амвросия, архиепископа Харьковского и Ахтырского, стр. 82–104).
Установив взгляд на импровизацию в нашем понимании, мы скажем теперь несколько слов о том, в чем состоит приспособленность наших поучений к живому или во всяком случае устному их произношению пред слушателями.
Для того, чтобы поучение удобно было для устного произношения с церковной кафедры, оно должно быть:
а) во-первых,
Всю важность этого мудрого совета великого церковного оратора можно оценить, прочитавши прекрасное сочинение Лессинга: «Лаокоон или о границах поэзии и живописи». Здесь не только излагается, но и доказывается со всей убедительностью совет избегать при изложении какого-либо учения или при описании какого-либо предмета излишней подробности, которая весьма вредна уже тем, что убивает всякую жизнь самостоятельного в слушателях мышления, в результате чего получается «скука», очень хорошо известная всем, кто читает или слушает до бесконечности подробные описания предметов.
Г. Малышевский, профессор Киевской Духовной Академии, в статье «О мерах к усилению церковной проповеди» пишет: «Обилен богослужебный труд приходских пастырей во дни воскресные и праздничные. Служение Литургии удлиняется для пастыря совершением различных треб, служением молебнов и панихид. Самая продолжительность нашего богослужения требует, чтобы проповедь была не так длинна, как бывает у инославных»… Пять, много десять минут совершенно достаточно, по нашему глубокому убеждению, для произнесения краткого поучения. И слушатели не будут чрез то утомлены, и проповедник не устанет, и доброе семя, особенно часто бросаемое, будет иметь возможность упасть на сердце слушателей и принести, при помощи благодати Божией, тот или другой плод.