Коул безмолвно смотрит на меня, наклоняется ближе, и наши глаза встречаются, потом он снова исчезает из поля зрения. Секундой спустя я чувствую его губы на своем ухе.
― Такая прекрасная, ― шепчет он, обводя раковину кончиком языка, дразня мои ноющие соски прикосновением пальцев.
Потом его губы и язык смещаются ниже, вдоль моей челюсти, прямо к губам. Он застывает в непосредственной близости от моих губ, достаточно близко, чтобы поцеловать, однако не делает этого. Кончиком языка касается уголка моего рта, и мои губы рефлекторно приоткрываются, стремясь почувствовать его вкус. Но он не двигается. Хотя и понимает, что со мной делает. Я чувствую тепло его дыхания и легкий рокот смеха, потом мягкое:
― Будь терпелива.
Я закрываю глаза. Коул прокладывает дорожку из поцелуев вниз, по горлу, через ключицу, к выпуклости моей груди. Чувствую его теплое дыхание. Жажду прикосновений так сильно, что руки дрожат.
Слегка выгибаю спину, молчаливо моля его взять то, что я предлагаю. Но он этого не делает. Просто едва касается приоткрытым ртом моих пульсирующих сосков, дразня их своим дыханием. Дразня, но не касаясь.
Я чувствую, как его руки скользят по моим ребрам, легко касаясь кожи. С внезапным щелчком, легким и мягким, как поцелуй бабочки, его пальцы расстегивают мой бюстгальтер.
Когда он отстраняется от меня, я это чувствую. Ощущаю потерю его горячего тела, безумного притяжения, повисшего между нами. И когда он делает вдох, я чувствую движение воздуха, словно рисунок его дыхания порождает вакуум, пузырь, где существуем только мы вдвоем.
Когда тишина становится невыносимой, я открываю глаза. Взгляд Коула прикован к моей груди, а руки тянутся к бретелькам, висящим на локтях, стягивая их вниз, медленно, мучительно, дюйм за дюймом. Мне приходится прикусить язык, чтобы сдержать стон, когда соски освобождаются от кружева. Дыхание Коула вырывается сквозь стиснутые зубы.
― Проклятье, ты великолепна, ― выдыхает он, его зрачки расширяются, поглощая меня. Честно говоря, никогда не чувствовала себя более красивой, чем сейчас, под его взглядом, которому явно нравится то, что он видит.
Коул позволяет бюстгальтеру упасть на пол. Мучительно медленно он тянется к моим грудям, обхватывает их, взвешивает, оперяет вершинки подушечками пальцев. Мои соски съеживаются, и он хрипло стонет. На секунду закрывает глаза. Кажется, время замирает. Но когда он снова их открывает, напряженный взгляд приковывает мой, как и всегда. Пылающий, словно пламя позади.
― Идеальна, ― шепчет он, склоняясь, чтобы коснуться языком моей трепещущей плоти.
Я откидываю голову назад, путаясь пальцами в его волосах, чтобы держать его ближе.
― Как хорошо, ― мурлыкаю я, сжимая ноги, усиливая восхитительную пульсацию между ними.
― Я никогда не видел ничего более прекрасного, ― шепчет он. ― Сочная. Круглая. А твои соски… Боже! Они прекрасно подходят к моему рту. Они умоляют меня их полизать… пососать… укусить. ― Последнее слово больше похоже на рык. Оно вызывает трепет в моей груди, заставляя соски сжиматься еще туже. ― М-м-м! ― бормочет он, слегка прикусывая их, вызывая дрожь во всем теле.
Возможно, достичь оргазма в данный момент вечера и неловко. Вызывает смущение, но это так удивительно. Никто другой раньше не доставлял мне удовольствие. Лишь мне. И моему воображению. Фантазиям о мужчине, что может изменить все. Подобном Коулу. Так что на этот раз, в реальной жизни, я, вероятно, не смогу удержать тело от реакции.
Коул издает голодные звуки, словно поглощая мои груди. Я так сильно выгибаюсь ему навстречу, что удивительно, что еще не вся моя грудь у него во рту. Но я хочу, чтобы она там была. Чтобы он поглотил меня. Съел живьем, не оставив ничего, кроме костей.
Его пальцы без усилий находят путь к моему поясу, расстегивают пуговицу и молнию на джинсах, а губы пытаются меня ослабить. Он опускается передо мной на колени. Его язык все еще прикован к левому соску, когда он стягивает брюки и трусики вниз по моим ногам.
Когда я чувствую, что они падают на пол, выхожу из них, отбрасывая в сторону. Воздух циркулирует у меня между ног, охлаждая горячую, влажную плоть. Стимулируя. Терзая. Мышцы дрожат и сжимаются, говоря мне, что я приближаюсь к грани.
― Боже всемогущий! ― стонет Коул, оставляя мой сосок и переключаясь на гладкую плоскость живота. ― Я чувствую тебя. Такая сладкая, что мой рот наполняется влагой.
Лава устремляется к средоточию моей женственности, и чем ближе к ней Коул, тем тяжелее становится держаться прямо. И Коул это замечает. Словно не способный подождать ни мгновения, он заставляет меня опуститься на колени, а потом кладет на спину перед огнем.
Затем его рот снова возвращается ко мне. Сминая губы, посасывая язык, омывая соски, пробуя на вкус пупок. И когда его руки тянутся к моим ногам, разводя их широко в стороны, я уже не дышу от предвкушения. На этот раз я здесь лишь с Коулом. Нет ни воспоминаний, ни призраков. Нет трагедий и нет боли. Только «сейчас». Прекрасное «сейчас».