— Согласна, — сказала Чанг, — хочу Диггори в глаза посмотреть, когда у него из-под носа снитч вырву, помашу и после свистка в руки брошу, — она замечталась, попер полет фантазии, гадости и каверзы противнику, а я задумался:
— Нам бы еще магию очарования, — она заинтересовалась, требовала конкретики, — как у вейл, посмотрела на него и он весь в твоей власти, гипноз одним словом, только взглядом или духами, может, травка какая.
— Надо с профессором пообщаться, и с деканом, закинуть этот вопрос, — и услышали звонок, разошлись по классам. Но тему обещали развить и все задумки применить. Особенно про очарование.
Я шел к Терри и Майклу, они меня потеряли и ждали, я рассказал про Диггори и его очередной заскок. Он лучший ученик школы, красавец, чистокровный волшебник, с плодовитой родословной как у породистого пса или жеребца, но это не дает ему права так себя вести и не ждать привет от тех, кого он задел. А меня задели его слова, так что пусть ждет, падение с небес на землю гарантирую. У нас тем временем урок, сдвоен он с Гриффиндором и, конечно, боггарт в шкафу. Профессор, как и в каноне, спрашивал нас о сидящем в шкафу.
— Это Боггарт, — выдала Грейнджер.
— Верно, десять очков Гриффиндору. А как победить боггарта? — смотрит на наш факультет и меня, отвечаю только после личного обращения: — Гарри, знаешь?
— Смехом, — сказал я.
— Верно, десять очков Когтеврану, — достал палочку, показал заклинание, мы слушали объяснения и повторяли все движения, дальше все было как по написанному — музыка, шкаф и слова: — Ридикулус, — начали с Невила. Снова Снейп в одежде его бабушки, потом Парвати и ее страх — змея, превратился в качающегося клоуна, потом Рональд с его пауками, после заклинания на каждой паучьей лапе роликовые коньки и лапы паука разъезжаются, паук не может встать и падает, падает и снова падает, а потом очередь дошла до меня. Смотрел с опаской профессор Люпин, готовый кинуться и прикрыть своим страхом, ждал от меня лорда или дементора. Я не боюсь лорда, мне не страшен дементор, все увидели лишь пустую комнату, стоящий стол, стул и едва светящуюся на столе лампочку, мигающую и скрипящую. Я боюсь быть один, при всей моей любви к уединениям, тишине, отстранению от семьи, не хочу быть один в темной комнате с мигающей лампочкой. Палочка, слово:
— Ридикулус, — и вместо темной комнаты появляется надувной замок-батут с множеством башенок, горок и бассейна с шариками. Видел такой в парке. Потом урок закончился, все разошлись, а меня просили задержаться. Поговорить о чем-то. Или о Сириусе, или о страхе. Плевать.
— Гарри, я думал у тебя будет иной страх, — спросил, на что он рассчитывал, о каком страхе думал он: — на Воландеморта или дементора, а тут боязнь одиночества. С чего? У тебя есть друзья, родственники, ты не одинок, с чего такие мысли и страхи?
— Есть причины, — только и ответил.
— Гарри, знал ты или нет, но ты мне тоже не чужой, — его тон должен располагать к себе, слушая его, должен проникнуться симпатией, может даже уважением, но я не сделаю этого. Не могу чувствовать симпатию к тому, кто предал своего друга, не стану уважать того, кто стал одним из многих, поверил и не проверил. Так что от меня он ничего не получит, только сухое общение профессор-ученик. Но мне нужно закончить этот разговор, узнать, какая у него на меня установка. Поэтому спросил:
— Это как, профессор? — сделал удивленное лицо.
— Мы с твоим отцом дружили в детстве, вместе учились, — полился мед в уши. Он настраивал меня на дружбу с ним, надеялся, что восприму его как надежного взрослого, откроюсь ему и стану доверять. Но я не наивный ребенок, хоть и подросток, лишь телом, а душой и мозгами я понимаю, что он делает и для чего.
— А мама?
— И с ней. Мы, это я, Джеймс и Лили учились на одном факультете, в один год. жаль признавать, но и Блэк учился с нами. Мы с Джеем и Лили считали его другом, — вот и пошла агитация против темных, — учились и не подозревали, что весельчак и балагур служит темному лорду. Потом пророчество, твои родители и ты прятались, но он нас всех предал. Доверили ему тайну вашего местонахождения, а он выдал ее лорду. Воландеморт пришел и… — не дал договорить, так как тема для меня запретная, оборвал и сказал:
— Мне рассказывали, — он понял, мило улыбнулся и сказал:
— Это не та тема, о которой может говорить малознакомый человек, понимаю, — я кивнул, он понял, сказал: — возможно, как-нибудь в другой раз, — я отрицательно покачал головой, — если что, я всегда готов рассказать тебе о них, — и это тоже бесит. С чего он думает, что разговоры о мертвых родителях меня порадуют, даже его воспоминания, их совместные года.