Разъяренный кровосос вынужденно вышел из боевого режима, и когда он был уже хорошо различим невооруженным глазом, его как следует нашпиговал свинцом из своего «Вала» Коча.
Поскольку автомат этот имеет великолепный интегрированный глушитель, остальные кровососы, засевшие в трюме земснаряда, не слышали стрельбы и не успели подготовиться к нашему визиту.
Дальше действовали так.
Борхес и Жаба поднялись на нос баркаса. Жаба благодаря своему могучему пулемету Дегтярева должен был служить нашей, так сказать, артиллерией. Борхес — со своим-то огнеметом! — выполнял вообще функции авиаподдержки с ее непременным напалмом и прочими ужасами, противными Гаагской конвенции.
Ну а мы с Тополем, Джу-Джу и Кочей залегли цепью так, чтобы каждый из нас мог держать под огнем и весь левый борт земснаряда, и его корму. Что же до Ниндзя, то он изготовился к броску к трюмам земснаряда как только позволит обстановка.
Коча дал отмашку — и пошла плясать губерния!
Борхес, который от греха подальше снова надел асбестовые рукавицы и накидку «Саламандра», нажал на спусковую скобу огнемета. Упругая струя жидкого пламени с ревом облизала весь правый борт земснаряда.
Замысел заключался в том, чтобы напугать кровососов вставшей по правому борту земснаряда стеной огня. Мы надеялись, что загорятся остатки краски, что на палубе займутся истлевшие доски, что, наконец, через прорехи в ржавчине по земснаряду начнет расползаться удушливый горячий дым, который выкурит кровососов, как комаров!
Борхес дал еще три импульса.
Детектор Кочи не фиксировал движения кровососов. Да и вообще их присутствие пока ни из чего не явствовало.
Кровососов, похоже, экранировали массивные железные детали земснаряда. Поэтому Борхес продолжал обрабатывать огнем проржавленную коробку судна, словно его целью было запечь кровососов в собственном соку.
Наконец что-то грузно плюхнулось в лужу жидкой грязи у кормового среза земснаряда — и Коча, жизнерадостно выматерившись, дал длинную очередь трассирующими пулями.
Целеуказание, стало быть.
Все мы тоже открыли огонь. Джу-Джу, который был ближе других, швырнул в грязь одну за другой две гранаты.
— А вот второй! — заорал Коча. — У самого носа, сука!
После чего он выпустил две очереди в новом направлении.
Должен честно признаться: не уверен, что я попал хотя бы один раз.
А вот Жаба, имевший самую солидную пушку — а именно РПД, — определенно попал, поскольку после одной его особо заливистой очереди прямо из воздуха вдруг вывалился серый тюк радиоактивного мяса с розовыми пятнами на коже.
Тюк грузно рухнул на землю — причем в считаных метрах от Кости! Так что, возможно, Жаба моему другу жизнь спас.
«Надо же, — расчувствовался я. — Жизнь! Спас! Косте! А с виду — мудак мудаком».
Последнего кровососа выкурил светошумовыми гранатами Ниндзя, который к тому моменту уже пробрался в трюм земснаряда через прореху близ якорного клюза.
Ополоумевшая тварь не нашла ничего лучше, как взбежать по разваливающемуся трапу на ходовой мостик и уже оттуда сигануть вниз, разбив при этом единственное уцелевшее стекло.
По этому-то стеклу мы кровососа и засекли. Двумя короткими очередями Костя положил конец этому поднадоевшему спектаклю.
— Ну чего… Айда на борт! — сказал Коча, приняв на свой ПДА от Ниндзя сообщение «Все чисто».
В трюм спускаться совсем не хотелось.
Ну то есть совсем-совсем.
Трап был узким, ненадежным, и хотя Коча уверял, глядя на свой детектор, что никаких кровососов в трюме уже не осталось, я как бывалый сталкер понимал: кроме кровососов здесь нас может поджидать сотня других опасностей.
Все внутренности землечерпалки давным-давно могли зарасти ржавыми волосами что твоей паутиной. Хищным лишайникам-невидимкам ничто не мешало облепить переборки. Ну а в трюмах почему бы не обосноваться ведьмину студню? Не говоря уже о жадинках, которые тоже уважают подобные местечки…
В пару жадинок мы и впрямь вляпались.
Из одной, чертыхаясь, Джу-Джу смог выскочить самостоятельно. Ну а из второй Жабу пришлось вытаскивать стандартным сталкерским методом: побросав к ногам захваченного аномалией бандита все наши тяжелые рюкзаки. Жадинка перегрузилась и лопнула. Но осадочек, как говорится, остался.
Наконец мы нашли Отто.
Он лежал в самой дальней части трюма на грубой деревянной лавке.
То, что это именно Отто, по большому счету было ясно только по обуви да по краю типичной бандитской кольчужки, которая торчала из-под грязного и скверно пахнущего савана, в который Отто был спеленут.
Саван был мокрым — его смочили какой-то жидкостью из древней, грязной трехлитровой банки, что стояла тут же на палубе.
Рядом с банкой, на газете, валялись медицинские инструменты — тридцатикубовый шприц, несколько надломленных ампул без маркировки, комок грязной ваты (ею явно вытирали чью-то кровь), а также пинцет и скальпель. Было ясно, что над человеком, спеленутым в саван, производились какие-то пугающие медицинские манипуляции. Как минимум ему нечто кололи. Или брали какие-то биопробы — тканей, что ли, или костного мозга… Что именно кололи и зачем брали — об этом думать совершенно не хотелось!