Относительно удельного быта первый представил веские возражения профессор государственного права А. Д. Градовский („История местного управления в России“, т. I). По его мнению, удельные князья, завещая по духовным грамотам волости и рядом села, в сущности, передают своим наследникам разные предметы владения в волостях (т. е. административных округах) и селах. Села они передают целиком, как полную собственность, а в волостях завещаются ими потомству только доходы и права управления. Князья сознавали различие своего владения селом и волостью, и это служит для Градовского доказательством, что в удельном периоде существовали понятия, выходившие из сферы гражданского права и имевшие характер понятий государственных. Эти замечания Градовского вполне разделяет К. Н. Бестужев-Рюмин („Русская История“, т. I). Он признает существование двух категорий владения, но думает, что логика людей XIV–XV вв. не могла их ясно различать и формулировать.
Между указанными мнениями становится В. О. Ключевский. В своем „Курсе“ и в труде „Боярская Дума“ он проводит резкую грань между Русью Киевской и Суздальской, северо-восточной. На северо-востоке иная почва и природа, чем на юге; иной физиологический и духовный склад народности (великоруссы), иные экономические условия жизни, – поэтому иными становятся и формы общественного быта. Общество северо-восточной Руси имеет характер преимущественно сельский, а князья приближаются к типу простых сельских хозяев. „Приближение княжеского владения к вотчинному владению частного собственника“ видно из двух признаков: уделы 1) завещаются женщинам и 2) управляются княжескими холопами. Это признаки боярского землевладения в древней Киевской Руси. Но, сделавшись вотчинником, князь оставался и политической властью в уделе; он сохранял такие права, каких не имели другие, простые вотчинники. Впрочем, эти верховные права он понимал не в государственном смысле, а как важные статьи дохода, которые иногда уступал и другим лицам в виде льготы. Поэтому северо-восточный удельный князь может быть определен, как „вотчинник с правами государя, государь с привычками вотчинника“. Князь вполне различал села от волостей по праву владения, но вполне их смешивал по способу эксплуатации.
Оригинальная попытка характеристики удельного периода сделана И. Е. Забелиным (см. в „Историческом Вестнике“ за 1881 г. его статью „Взгляд на развитие московского единодержавия“). Характеристика эта совершенно лишена черт юридического определения. Единственной связью Русской земли в удельном периоде, по мнению Забелина, было чувство национального единства, жившее в народе. Князья совершенно забыли это единство и заботились о своем только уделе, и лучшим князем считался тот, кто лучше хозяйничал, лучше устраивал свой удел, „собирал его“. Князьями-собирателями назывались не те князья, которые стремились к единодержавию, а те, которые лучше устраивали свое хозяйство; хозяйственные же и экономические наклонности князей зависели от наклонностей всего народонаселения, по преимуществу, „посадского“, „рабочего и промышленного“. Тех князей, которые лучше хозяйничали (т. е. князей московских), народные симпатии постепенно поднимали на высоту национального государя.