Полный курс русской истории Николая Карамзина в одной книге

Затейливый ум Иоаннов изобрел достойный символ для своих ревностных слуг: они ездили всегда с собачьими головами и с метлами, привязанными к седлам, в ознаменование того, что грызут лиходеев Царских и метут Россию!»

Из Александровой слободы, прежде примечательной только загородным дворцом, Иван сделал городок с усиленной системой безопасности. Въехать просто так туда было невозможно, выехать без разрешения – тоже. Все опричники должны были служить верно, но не все были равны между собой. Царь подобрал себе внутренний круг, человек триста, именовал их он братией, а себя «Игуменом, Князя Афанасия Вяземского Келарем, Малюту Скуратова Параклисиархом; дал им тафьи, или скуфейки, и черные рясы, под коими носили они богатые золотом блестящие кафтаны с собольею опушкою; сочинил для них устав Монашеский и служил примером в исполнении онаго.

Так описывают сию монастырскую жизнь Иоаннову: в четвертом часу утра он ходил на колокольню с Царевичами и с Малютою Скуратовым благовестить к Заутрене; братья спешили в церковь; кто не являлся, того наказывали осьмидневным заключением. Служба продолжалась до шести или семи часов. Царь пел, читал, молился столь ревностно, что на лбу всегда оставались у него знаки крепких земных поклонов.

В 8 часов опять собирались к Обедне, а в 10 садились за братскую трапезу, все, кроме Иоанна, который стоя читал вслух душеспасительные наставления. Между тем братья ели и пили досыта; всякой день казался праздником: не жалели ни вина, ни меду; остаток трапезы выносили из дворца на площадь для бедных. Игумен – то есть Царь – обедал после; беседовал с любимцами о Законе; дремал или ехал в темницу пытать какого-нибудь несчастного. Казалось, что сие ужасное зрелище забавляло его: он возвращался с видом сердечного удовольствия; шутил, говаривал тогда веселее обыкновенного.

В 8 часов шли к Вечерне; в десятом Иоанн уходил в спальню, где трое слепых, один за другим, рассказывали ему сказки: он слушал их и засыпал, но не надолго: в полночь вставал – и день его начинался молитвою! Иногда докладывали ему в церкви о делах государственных; иногда самые жестокие повеления давал Иоанн во время Заутрени или Обедни!

Единообразие сей жизни он прерывал так называемыми объездами: посещал монастыри, и ближние и дальние; осматривал крепости на границе; ловил диких зверей в лесах и пустынях; любил в особенности медвежью травлю; между тем везде и всегда занимался делами: ибо земские Бояре, мнимо-уполномоченные Правители Государства, не смели ничего решить без его воли.

Когда приезжали к нам знатные послы иноземные, Иоанн являлся в Москве с обыкновенным великолепием и торжественно принимал их в новой Кремлевской палате, близ церкви Св. Иоанна; являлся там и в других важных случаях, но редко. Опричники, блистая в своих златых одеждах, наполняли дворец, но не заграждали пути к престолу и старым Боярам: только смотрели на них спесиво, величаясь как подлые рабы в чести недостойной».

Но некоторые дела в земщине требовали царского решения. Таким стало избрание нового митрополита. Из всех кандидатов Иван выбрал игумена Соловецкого монастыря Филиппа, который хотя происходил из бояр Колычевых, в молодом возрасте добровольно стал монахом. Но большей обиды, чем от Филиппа, Иван вряд ли от кого получил.

Одно время митрополит присматривался к нему, потом пробовал убедить в неправильно избранном для государя пути, он говорил царю «о долге державных быть отцами подданных, блюсти справедливость, уважать заслуги; о гнусных льстецах, которые теснятся к престолу, ослепляют ум государей, служат их страстям, а не отечеству, хвалят достойное хулы, порицают достохвальное; о тленности земного величия; о победах невооруженной любви, которые приобретаются государственными благодеяниями и еще славнее побед ратных», и кажется, царь был тронут.

Несколько месяцев прошли в мире и покое. Но тут Ивану далась мысль, что новый митрополит есть тайное орудие бояр, которые желают свести его со света. И началась новая волна казней.

Для этого была изобретена целая серия подметных писем якобы от польского короля и гетмана Ходкевича, в которых боярам предлагалось перейти на сторону Польши. Очевидно, понимая, кто настоящий автор этих воззваний, бояре написали гневные отповеди и попросили Ивана передать ответы по назначению. Но одно это стало поводом для обвинения в измене – тайная переписка с врагом. Казнили боярина Федорова, жену Конюшего Марию, князей Ивана Андреевича Куракина-Булгакова, Дмитрия Ряполовского (мужественного воина, одержавшего многие победы над Крымцами), трех князей Ростовских, Петра Щенятева, Ивана Турунтая-Пронского, казначея Государева именем Хозяина Юрьевича Тютина, славного богатством, рассекли на части вместе с женою, с двумя сыновьями младенцами, с двумя юными дочерьми; думского дьяка, Казарина Дубровского, а также множество иных именитых людей.