Иван Васильевич сложил с себя царскую власть, оделся простым опричником и поселился в Александровской слободе. Слобода была окружена рвом и валом, на всех дорогах стояли заставы, на укреплениях слободы стояли дозорные. «Бывший» царь построил жизнь в слободе по принципу монастыря, своих опричников он именовал братией, себе взял сан игумена, а князя Вяземского сделал келарем. День в слободе начинался затемно с обязательного богослужения, царь сам лазил звонить к заутрене, сам читал с клироса и пел, с его лица не сходили синяки от земных поклонов, которые он клал со всей щедростью – лбом об пол. Периодически в смиренном «монастыре» устраивались грандиозные пиры, для которых рыбу ловили прямо в пруду, в этом же пруду, впрочем, и топили осрамленных женщин. А часть дня Иван Васильевич совместно с Малютой Скуратовым проводили в застенке, там царь собственными руками изымал всю подноготную. Опричнина включала часть государства, сам Грозный именовал ее уделом. Тут торжествовали законы «справедливости», царь был в безопасности, окруженный своими лихими защитниками. Они ходили все в черном, разъезжали на черных конях, к седлам были приторочены метла и собачья голова, дабы выгрызть крамолу под корень, как собаки грызут кость, и вымести крамолу метлой, как мусор. Остальная земля была земщиной, в ней управлял госсовет с царем Симеоном Бекбулатовичем, крещеным татарином, сдавшимся Ивану во время Казанского похода. Бояре были в шоке. Из опричнины в земщину постоянно налетали черные кромешники, которые разоряли земли и хватали изменников. Жили как на пороховой бочке, ожидая, кого потянут в пыточную, кому снесут голову? Иван Васильевич, биясь лбом о пол в Александровской слободе, вдруг сообразил, что требуется сделать, чтобы убрать противостояние своего слишком гордого боярства. Он просто нашел людей, которые смогут заменить бояр. Еще в юности он испробовал найти такую замену, приблизив Алексея Адашева, из никакого рода, из палочников. Оказалось – умен. Тогда же он нашел близкую душу в Иване Пересветове, написавшем сочинение против боярства. По Пересветову, «вельможи у царя худы, крест целуют, да изменяют; царь междоусобную войну „на свое царство пущает“, назначая их управителями городов и волостей, а они от крови и слез христианских богатеют и ленивеют; кто приближается к царю вельможеством, а не воинской заслугой или другой какой мудростью, тот – чародей и еретик, у царя счастие и мудрость отнимает, того жечь надо». Решив разобраться-таки с этими боярами, Иван не щадил никого, кто попадался под руку. Для памяти он записывал жертв опричинины в особые списки (чтобы молиться за их грешные души!). Таковых душ в Ивановом подсчете оказалось где-то около 4000. Бежавший из Московии Андрей Курбский насчитал 400 казненных. Иностранцы – до десяти тысяч. Откуда такой разнобой? Курбский считал в основном известные ему «фамилии». Иван считал «на глазок». Тех, имена которых знал, он записывал поименно, тех, кого не знал, – числом. Но числа были приблизительны. Как он мог сосчитать, сколько на самом деле погибло горожан в Новгороде, если тела их плыли по кровавой реке? Когда по таким, уничтоженным в процессе чисток, молились в церквях, то читали их без имен – просто «скончавшиеся христиане мужеского, женского и детского чина, имена коих ты сам, Господи, веси». Так что, может, сведения иностранцев и верны. Во всяком случае, это верхний предел количества погибших.
Но кого же избрал для замены бояр Грозный?
Служилый класс дворян.