Читаем Полный курс русской истории: в одной книге полностью

«Старший брат умер раньше, оставив сына, а бездетный младший, Федор, пользуясь недосмотром или намеренной недомолвкой договора, без всякой хитрости отказал свой удел великому князю московскому, своему дяде по матери, мимо племянника от родного брата. Удельное право завещания здесь косвенно поддержало традицию родовой владельческой солидарности: родство по матери, во имя которого могла быть сделана духовная князя Федора, могло получить перевес над родством по отцу, притом в нисходящей линии, только на основе общей родовой связи рязанских князей с московскими как членов одного русского владетельного рода, – говорит Ключевский и задает вопрос, – так ли поступил бы князь Федор, если бы его мать была сестра не Ивана Московского, а Казимира Литовского?»

Иными словами, что бы в этом случае перевесило – родственные чувства или желание сохранить земли как русские? Московский князь Дмитрий Донской, боясь «ухода» земель из княжества, продумал детали передачи своего наследства, исходя из состава семьи:

«…сыновья-наследники в случае бездетности стеснены были в праве посмертного распоряжения своими владениями; удел старшего сына, великого князя, без раздела переходил к следующему по старшинству брату, становившемуся великим князем; младший удел, став выморочным, делился между остальными братьями умершего владельца по усмотрению их матери».

«Этот субститут – не отзвук общего родового владения, – комментирует ученый, – а полное его отрицание, внушенное находчивой предусмотрительностью: выход удела из семьи Донского становился невозможным, и с ее стороны порывалась всякая связь с другими родичами». Теперь уже московские земли стало невозможно дробить или выводить из княжества, теперь княжество могло только прирастать территориями, но не терять их. Для маленького Московского княжества это был очень даже разумный шаг.

Новый порядок наследования

Удельное княжение во Владимирской земле поначалу оглядывалось на старые киевские порядки. Владимиро-Суздальская Русь была точной копией Руси Днепровской, Владимир был таким общекняжеским достоянием, как и Киев для Юга. Территория была меньше, только и всего. Земли с городами передавались по старшинству. За пару поколений княжеская ветка так разрослась, что после старших владений появились младшие, а старшие владения именовались не иначе как великими княжествами – кроме великого Владимирского княжества были великое Тверское, великое Ярославское, великое Нижегородское. Эти великие князья в свою очередь установили порядок наследования на своих землях в более мелких уделах. Все эти большие и малые княжества стали уже личной собственностью князей, они их передавали потомкам своей линии, а не князьям по очередности и старшинству.

«Они правили свободным населением своих княжеств как государи и владели их территориями как частные собственники со всеми правами распоряжения, вытекающими из такой собственности», – говорит Ключевский. Особенности такого типа владения он видит в особенностях географии и заселения северо-востока. Тут не было единой реки, связующей все земли в единую экономическую сеть, население жило крайне разбросанно, не было, по сути, и единого центра – как экономического, так и политического. Хотя Владимир считался великокняжеским, но прочно удерживать за собой это положение он не мог: Суздаль, Ярославль, Тверь, Нижний Новгород в этом качестве были не хуже. Но всяческие боярские претензии на власть тут были подорваны в самом начале борьбой с Ростовом и Суздалем, так что боярство стремилось держаться своих князей, а не враждовать с ними. На памяти у каждого был пример, что случается, если попробовать указывать князю, как ему поступать. То есть князь решал все, пусть его удел и был невелик. Он был тут настоящий хозяин. Само собой такой хозяин не желал, чтобы соседние князья вмешивались в жизнь его мелкого владения. События в таких княжествах все имеют микроскопический масштаб, поэтому и летописные записи скудны. Временно оживляются эти записи только усобицами. А так, по словам историка Соловьева, «действующие лица действуют молча, воюют, мирятся, но ни сами не скажут, ни летописец от себя не прибавит, за что они воюют, вследствие чего мирятся; в городе, на дворе княжеском ничего не слышно, все тихо; все сидят запершись и думают думу про себя; отворяются двери, выходят люди на сцену, делают что-нибудь, но делают молча».

Такая вот это эпоха – удельная.

Насколько малы были княжеские уделы, судите сами. Процесс дробления детально приведен Ключевским:

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука
100 знаменитых катастроф
100 знаменитых катастроф

Хорошо читать о наводнениях и лавинах, землетрясениях, извержениях вулканов, смерчах и цунами, сидя дома в удобном кресле, на территории, где земля никогда не дрожала и не уходила из-под ног, вдали от рушащихся гор и опасных рек. При этом скупые цифры статистики – «число жертв природных катастроф составляет за последние 100 лет 16 тысяч ежегодно», – остаются просто абстрактными цифрами. Ждать, пока наступят чрезвычайные ситуации, чтобы потом в борьбе с ними убедиться лишь в одном – слишком поздно, – вот стиль современной жизни. Пример тому – цунами 2004 года, превратившее райское побережье юго-восточной Азии в «морг под открытым небом». Помимо того, что природа приготовила человечеству немало смертельных ловушек, человек и сам, двигая прогресс, роет себе яму. Не удовлетворяясь природными ядами, ученые синтезировали еще 7 миллионов искусственных. Мегаполисы, выделяющие в атмосферу загрязняющие вещества, взрывы, аварии, кораблекрушения, пожары, катастрофы в воздухе, многочисленные болезни – плата за человеческую недальновидность.Достоверные рассказы о 100 самых известных в мире катастрофах, которые вы найдете в этой книге, не только потрясают своей трагичностью, но и заставляют задуматься над тем, как уберечься от слепой стихии и избежать непредсказуемых последствий технической революции, чтобы слова французского ученого Ламарка, написанные им два столетия назад: «Назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания», – остались лишь словами.

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Ольга Ярополковна Исаенко

Публицистика / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии