Полный вперед назад, или Оттенки серого

— Передумали? — спросил начальник станции, когда я через двадцать минут вскарабкался на платформу.

— Внешние пределы завладевают тобой.

— Смотрите, как бы не овладели совсем, если останетесь здесь надолго.

Последний вечер в неведении

4.2.12.34.431: Отступления в меню чайных не допускаются.

Я побрел в «Упавшего человека», где, по давно заведенному обычаю, Карлос Фанданго должен был угощать Берти чаем с печеньем и обсуждать с ним размеры приданого и выкупа, рейтинг удовлетворенности и достоинства. Я не знал, что буду делать, но знал, что надо сделать что-то.

Северус шагал взад-вперед на другой стороне улицы. Прежде чем я успел хоть что-то сказать, он ударил меня по носу — не очень сильно, но достаточно для того, чтобы я остановился.

— Вот тебе за то, что ты обманул мое доверие, — пояснил он. — Я думал, ты сочувствуешь нам в нашем тяжелом положении. А оказалось, ты пригласил сюда этого идиота Мадженту, чтобы он попробовал товар перед покупкой. За кого ты принимаешь Имогену? За созревший фрукт?

— Это не я. Я полагал, ты выслеживаешь того, кто готов продать собственные пальцы за несколько баллов.

— О! — В голосе его тут же послышалось раскаяние. — Томмо?

— Он самый.

Я посмотрел через улицу в окно чайной. Похоже, Фанданго и Берти вели серьезный разговор. Имогена сидела между ними и выглядела просто восхитительно в своей неформальной уличной одежде со шляпой № 8. Она ничего не делала — лишь угрюмо взирала то на отца, то на потенциального мужа.

— Но ты не можешь утверждать, что совсем не виноват, — продолжил Северус. — Ведь Томмо наверняка узнал о Мадженте от тебя.

— Ладно, я это исправлю.

— Как?

Я протянул Северусу неиспользованный железнодорожный билет. Он широко раскрыл глаза. Он едва успел спрятать билет в карман, когда показалась кипевшая от гнева Салли Гуммигут вместе с Кортлендом. Они явно не собирались включать меня в список приглашенных на день рождения.

— Что ты здесь делаешь, Бурый? Кажется, мы договорились, что ты уедешь?

— Обстоятельства изменились.

Она пристально поглядела на меня.

— Я надеюсь, тебе не придется сожалеть о своем решении, — холодно сказала она.

— Это угроза, госпожа префект?

— Совсем нет. Просто замечание.

— Я учту его. И считаю своим долгом сообщить, что госпожа Горчичная уехала на поезде в пятнадцать сорок три.

— Что?! Банти? Побег? Невозможно!

И, пообещав разобраться со мной позже, Салли Гуммигут пошла выяснять, что же случилось с Банти.

— Значит, ты должен мне билет, — сказал Кортленд. — Сделка есть сделка.

— Сделка была в том, что я сяду в поезд. И я сел.

— Если заступаться за серых, это может дорого обойтись, — заметил Кортленд, скользнув взглядом по Северусу. — Надеюсь, у тебя карманы набиты.

— Я намерен поставить вопрос о серых на следующей неделе, в зале Совета, — сказал я. — Думаю, нас ждут кое-какие изменения.

Но Кортленд был не слишком впечатлен моей бравадой.

— Строишь планы на следующую неделю? Восхитительный оптимизм. — С этими словами он отправился нагонять свою мать.

— Возьми овсяное печенье, — предложил Северус, когда Кортленд скрылся. — У нас закончился сироп, и пришлось использовать масло из печени трески.

— Сильно крошится, — сказал я, откусив кусочек, — и вкус немного рыбный.

Мы стояли на противоположной стороне улицы, поглядывая на окно «Упавшего человека».

— Раз у нас теперь есть два билета, надо обязательно принять предложение цветчика, — пробормотал Северус. — Мы уедем воскресным поездом, сразу после того, как Имогена пройдет тест. — Последовала пауза. — Эдди…

— Да?

— Почему ты не уехал? Ты почти наверняка исчезнешь завтра в загородных полях. И я знаю, что ты, скорее всего, не хочешь жениться на Виолетте.

— Хочешь знать настоящий, честный, стопроцентно правдивый ответ?

Он кивнул.

— Здесь, в Восточном Кармине, есть кое-кто. Этот кое-кто — совершенно невозможный. Все это плохая идея и закончится самым худшим образом. Но неважно, потому что каждая минута, проведенная вместе с ней, делает мою жизнь полноценной.

— Да, — сказал Северус, глядя в окно на Имогену, — я знаю, о ком ты говоришь.

Несколько минут мы стояли в молчании.

— Еще печенья? — спросил он.

— Нет, спасибо.

Вернувшись домой, я написал несколько писем. Одно — Констанс, где говорилось, что я всегда собирался жениться на ней и что мы оба стали жертвами обмана со стороны более высокоцветных. Другое — отцу, о том, как сильно я его любил. Третье — Фентону, с извинениями за кролика и пятибалльной монетой в качестве компенсации. Сложив письма в верхний ящик, чтобы их нашли при уборке, я спустился вниз — состряпать ужин. Я приготовил больше, чем нужно, и разложил еду на два блюда: второе — для апокрифика и его лишнего.