Полный вперед назад, или Оттенки серого

— Я всегда стараюсь, чтобы мои легенды выглядели правдоподобно, — объяснила Джейн, когда мы шли назад. — Не хочу, чтобы меня ловили из-за плохо выполненной домашней работы. Давай поторапливаться, уже поздно.

Мы пошли безопасным путем — по узкой полоске земли между хищных деревьев, ревниво охраняющих свою территорию.

— Ты говорила, что вестник — потерянная страница из пропавшей книги. Что это значит?

— Это было для пущего эффекта. Правда не теряется и не пропадает. Она у нас в голове. — Джейн постучала себя по лбу. — Мы устроены сложнее, чем ты себе представляешь. Вероятно, даже сложнее, чем ты можешь себе представить. В нашей голове есть много всякого, к чему нет доступа — и не будет без правильно подобранной комбинации цветов. Призраки, очистка памяти, перепалки, плесень, линкольн, светло-зеленый, гордини — лишь малая часть этого. Все намного разнообразнее. Намного. Мы лишь окунули пальцы ноги в озеро.

— Как это работает?

Джейн покачала головой.

— Понятия не имею. Но не думаю, что наше общество — первое, которое сделало видимый спектр центром человеческой жизни. До нас было еще одно, лучше нашего. В нем что-то пошло не так, или его сменило другое. Они оставили после себя много всего — не только хроматикологию и плесень, но и целые истории, которые можно узнать, всего лишь подобрав правильную комбинацию цветов.

— Расписанный потолок, — вспомнил я. — В Ржавом Холме.

— Ты лишь частично воспринимал вестника, глядя на фиолетовые цвета. Но роспись осталась незаконченной, и услышать ее голос невозможно. Если ее закончат, мы узнаем о Том, Что Случилось. А может, даже о природе Явления Манселла.

Я поразмыслил несколько мгновений.

— Зейн покупал краски тогда в Гранате?

Джейн кивнула.

— Нам надо было завершить роспись. Чтобы появилась надежда покончить с Главной конторой и хромоцентризмом, нужно знать, как все это началось. Охристый крал карточки, чтобы выменивать их на краски. Зейн ходил с пурпурным кружком, чтобы ему не задавали — даже не думали задавать — лишних вопросов. Я управляла перпетулитом, чтобы он мог перемещаться. Мы даже заезжали в смежные секторы, не желая вызывать подозрений.

— Так это из-за этой росписи все в Ржавом Холме полегли от плесени?

— Да, — негромко ответила она. — Там принялись заканчивать потолок, и рабочим стали что-то говорить вестники. Их сочли призраками, и система заработала, чтобы защитить себя.

Последовало молчание.

— Так вот на что похоже просветление, — тихо сказал я. — Ты говорила, что уютное неведение — самое лучшее для таких, как я.

— Может быть, это все еще справедливо. И вот еще что: прости.

Я остановился. Мы стояли на узкой полоске вне досягаемости двух ятевео средней величины. Однажды у меня уже было такое с Джейн. Сердце мое упало. А я-то думал, мы поладили друг с другом. Я повернулся к ней. Она смотрела на меня виноватым взглядом.

— Есть за что? — спросил я.

— Есть. Прости. Нет, правда, прости.

Она поддела мою ногу своей и умело опрокинула меня. Я приземлился с глухим звуком, затем услышал что-то вроде щелканья хлыста и закричал от боли — одна ветвь обвилась вокруг моей ноги, другая схватила руку. Я почувствовал, как меня поднимают; земля и Джейн стали быстро удаляться. Кажется, она помахала мне рукой.

Путь домой

2.6.23.02.935: Гражданин не может держать в своей комнате домашних животных.

И вот я здесь, вишу вниз головой, схваченный деревом ятевео, и размышляю о событиях последних четырех дней. Как я мог быть настолько глуп, что отверг бесчисленные возможности, позволявшие избежать столь необычной участи?! Как и большинство людей, я не слишком боюсь смерти — но лебеди, перезагрузка, ползучие твари, моя дважды вдовая тетя Берил, чувство неловкости перед окружающими и потери всерьез пугают меня. Потеря отца, потеря Джейн, но прежде всего — потеря возможности исполнить свой потенциальный долг. Не хроматический долг, как вы понимаете, а долг, состоящий в том, чтобы прийти к подлинной правде и справедливости, более глубоким и более могущественным, чем содержащиеся в тысяче книг с правилами. Я испытал просветление и нашел для себя цель, а потом опять ее потерял. Но это была моя цель, пусть и совсем ненадолго.

Начало смеркаться. То был не мрак внутри ятевео, а всеобъемлющий мрак, чернее ночи, только не имеющий конца во времени. Да, это было оно. Если говорить о том, на что похожа смерть, я могу употребить лишь одно слово: бесцветность. Но, как ни странно, не полная. Прошла то ли секунда-другая, то ли вечность — и я увидел перед собой слабый проблеск света. На миг я подумал, что вот оно — перерождение. Возможно, для новой жизни в другом секторе, через много лет после того, как забытый всеми Эдвард Бурый пропал во время поисковой экспедиции в ничто.