Поломанные Константы

Выстрел окатил ледяную Полярную ночь, камнем начала падать парившая Сова. Но не успел Охотник и лба вспотевшего отереть, как диво дивное случилось на заснеженных просторах. Коснулась лишь Сова земли, ударилась, человеком обернулась, женщиной. Заспешил к ней Ставр. Так и есть, женщина, молодая да пригожая! Глаза синью переливают, как самые яркие звезды, коса длинная, до пят, растрепана чуть. Осунувшаяся только девица, но красавица, и впрямь не тутошняя, права ведунья. Залюбовался Ставр, стоит не дышит.

– Кто ты? – выдохнула женщина.

– Охотник. Охотник я Полярный, Ставром зовут, – опомнился Ставр.

– Маша, Мария, – прошептала женщина и задрожала от холода, кинулся Ставр ее в теплую одежду свою кутать, Сова, не Сова, а девица, живая, теплая, да без одежды, в налипших белых перьях…. Понес ее на поселенье к ведунье. Нес, укачивая, как малого ребенка, колючей поземе вопреки, что-то теплое напевая.

– Не отдам я тебя, Машунь, никому, не отдам…

По весне отошла Маша в доме ведуньи. Многое вспомнить смогла, да еще больше забытого осталось. Ставр захаживал, то шубку серебристую принесет, то ягоды дивной котому, то посидит да сказ дивный завернет, о неведомых городах и величественных замках. Слушала Маша и не верила. Неужели далее, за бескрайними просторами снеговыми такие чудеса есть? К Ставру душа прикипела, словно истосковавшаяся ледяная тайга к лету жаркому устремилась, закружилась, в омут горячий сорвалась. Да как-то ведунья разговор завела:

– Скоро ли, Ставрушка, домой собираешься? Уж и молодцы твои завод до ума довели, да вышку, что Землю вспорола, поставили.

– Да, мать, в дорогу уж собираться пора, – ответил Ставр, – дела не ждут. Только.

– Что только? – зорко прищурилась ведунья.

– Маша, – прошептал Ставр и голову опустил.

– А что Маша? – пожала плечами ведунья. – Коли ты, из-за нее, с нами зиму зимовал, то жизнь с ней долгую проживешь. Твоя это девица, Полярный Охотник, забирай, живи по Божьим законам, да знай! Деток ее забрать надо, обязательно! Вспомнит их Маша скоро, а не заберешь, опять Совой неприкаянной обернется и улетит от тебя.

Удивительные белые города поразили Машу, она словно плыла во сне, вспоминая очертания ушедших в глубину памяти набросков. Да один город у душного моря особенным показался. Измаялась в нем Маша, по улицам ходила, людям в лица заглядывала, словно искала кого. Ставр рядом был, обидеть ее не давал, знать, понимал, кого нареченная ищет.

Дети, двое малышей, замерших и настороженных, как мышата, остановились перед Машей, слезинки сверкнули в глазках. Человек с ними, незнакомый, чужой? Каменный словно.

– Мама! Мама!

Гулко забилось сердце, душа последнюю льдину перетопила, память отпустил холод северный. Кинулась к детям Маша, руками, как крыльями обхватила, опять весна для нее наступила, опять жизнь началась.

– Мои хорошие, мои маленькие, да как же я забыть посмела, как душа гореть без вас могла? Ручки, добрые, родные, крошки-ладошки, где же вы были столько времени? Измаялась без вас вся, сама того не понимая, – зашептала Маша. – А это что за Чужинец? Лихо чувствую…

– Ставр! Ставр! – закричала Маша, отводя детей в сторону. – Забери наших малышей, взгляд злой у Чужинца, знать, недобрую мысль замышляет. Идемте, мои хорошие, домой пора. Как же плохо без вас было. Не бойтесь вы взгляда Чужого, не смотрите на него! Не помню я его, и вы тоже забудьте.

– Уходи, Чужак, иди своей дорогой, – повторила Маша Чужинцу, – Не знаем мы с детьми тебя. У нас другой отец и заступник. Ставр. Полярный Охотник.»

Замолчал Иван, одеяло у спящего сына поправил. Сигарету взял, в подъезд вышел, закурил, задумался. Дверь соседская тихо скрипнула, Одетта Юрьевна вышла.

– Ну что, Ванечка, спит Кузьма Андреевич?

– Спит, – обронил Иван.

– А ты не переживай, вернется с севера Марья. Такую ни один Охотник Полярный не удержит.

– Кто такая Макошь? – спросил Иван.

– Богиня древняя, заступница женская. Много имен у нее, кто Ладой зовет, кто Ледой, кто Лебедем, а кто Одеттой. Я так думаю, Мария она просто. Да уж и спать пора, Ванечка, пойду я…

Иван застыл, поднявшись с лестничных ступенек и смотря вслед уплывающей в свою квартирку Одетте. Потом и сам побрел домой, глубоко задумавшись. Кузьма спал и улыбался во сне. Иван прилег рядом, и малыш тут же прижался к нему. Иван вздрогнул, как он столько месяцев не замечал, что они нужны ему, что они и есть смысл его жизни, его судьба и любовь.