Я с болью осознала, что Дитрих ей обо мне рассказывал. Тогда мне казалось, что у меня вырвали сердце, но я и подумать не могла, что через несколько лет мой бывший любимый причинит мне куда большую боль.
С легкой руки, или вернее, с гадкого языка телевизионного вирусолога (кое-кто говорил, что он на самом деле ветеринар), непривитых называли крысами.
Дома Беата сразу все поняла.
— Уу, какое лицо опрокинутое. Я испекла твой любимый кухен с повидлом. Нет такой боли, от которой не могла бы излечить добрая выпечка.
10.
Туристический сезон 23 года не радовал. Людям запретили ездить на междугородних поездах и автобусах без зелёных пропусков, полиция, да что там, полки оцепили транспортные узлы и требовали с каждого входящего зелёный пропуск.
И ещё чуть-чуть, потребовали бы оставить и последнюю надежду. До нас добирались немногие автомобилисты и те, кто все же решил обзавестись аусвайсом.
Ни о какой свободе выбора и речи быть не могло. Контролеры проверяли пропуска на каждой остановке поездов и автобусов дальнего следования, да и требовали показать удостоверение личности.
А недавно арестовали мальчишку, который орал на вокзале, что пропуска губят свободу людей. Это же просто мальчишка!
Профессора, пришедшего в университет без зеленого пропуска, выпроводили домой с полицией, хотя у преподавателя имелся медотвод по состоянию здоровья. Ещё одну учительницу полиция едва не отпинала.
Сейчас я знаю, что тогда, в 23 м, на нас уже начинали отрабатывать перемены, нас варили в их котле, как лягушку, медленно, постепенно, а мы как та лягушка, хохотали, ой как тепло да щекотно, и думать не думали, что нас медленно тушат на огне.
-
11. Осенью 23 года мы с Беатой снова начали печь. Тетка встала спозаранку, наспех позавтракала, спрятала начинающие седеть волосы под цветную косынку и еле слышно запела старую песенку про Августина.
В духовке подходили и одуряюще пахли румяные штрудели.
Эльза, милая, — бросила Беата, — последишь за штруделем? Посмотри в блокноте, я там записала, кто что заказал.
Я согласно кивнула головой. Я лепила биероксы — пирожки с капустой и мясом, и улыбалась нежеланию Беаты пользоваться компьютером, или хотя бы заметками в телефоне для записей. Она по старинке писала имена заказчиков в блокноте.
Беата собиралась встретиться с Зелдой, подругой по мессе. Тетка, как добропорядочная католичка, не пропускала ни одной воскресной службы. Однажды на мессе Беата услышала язвительный комментарий незнакомой соседки — печально известная своим скандальным нравом городская кумушка вырядилась в ядовито-зеленый костюм. Ну а Беатина соседка по скамье не удержалась от комментариев.
С тех пор Зелда и Беата ходили к мессе. Они выпивали чашечку утреннего ядреного кофе у старого Обермайера. Владелец кафешки демонстративно не спрашивал ни у кого аусвайсов, а подруги на какое-то мгновение возвращались в прежние времена.
Вот и в то утро я считала, что Беата проведет время с подругой, поприсутствует на службе, и хоть ненадолго вернётся в прежние времена.
Как же я ошибалась.
12.
Пока Беаты не было, испеклись штрудели. Только я упаковала яблочные пироги, как в дверь влетела Марика, наша соседка, жившая неподалеку от Вальдхайма.
Девушка заливалась слезами, и рыдая, пыталась что-то объяснить.
— Марика, да что с тобой? Сядь, успокойся! — я налила соседке чай с мятой и ромашкой, добавила каштанового меда, пододвинула штрудели. Мы с Беатой всегда оставляли пару-тройку кусков для нежданных гостей.
— Выпей чаю.
Девушка дрожащими руками взяла чашку и пригубила напиток. Через какое-то время Марика успокоилась. Марика воспитывала малышку Лулу, непоседливого ангелочка. Золотоволосому ангелочку со шкодливым характером в этом году впервые предстояло идти в садик. С середины сентября Марика водила дочку на несколько часов, и вот, когда Лулу предстояло пойти в детсад на полный день, грянул гром. То есть новый циркуляр.
Родители без зеленого пропуска не могут переступить порог школьных учреждений, детсадов, школ, детских центров и учреждений. Чтобы создать видимость демократии, незадачливым мамам и папам нехотя разрешалось забрать чадо во дворе, быстро, и ни с кем не разговаривая. А то, не дай Бог, администрация школ и других учреждений может и поделиться с окружающими статусом прокаженного, то есть непривитого.
— И что мне делать? Лулу только кажется такой самоуверенной, на самом деле она очень ранимая, — всхлипывала Марика. — А если у нее заболит животик? Если она испачкает штанишки?
— Я подумала, хорошо, что у меня нет детей. Не хотела бы оказаться на месте соседки.
— Не плачь. — мне в голову пришло решение. — Либо ты говоришь Лулу, что это игра, и мамочке надо спрятаться во дворе, либо ты уходишь из садика.
— Как? — Марика, казалось, лишилась дара речи.
Я вспомнила недавно прочитанную статью о женщине, которая открыла садик на дому. Женщина, вместе с добровольными помощницами, такими же мамами, занимались на дому с разновозрастной малышней. Я рассказала о прочитанном Марике.