Полонез Огинского (СИ)

— Говорят, — сказала я.

И попала в точку. У нас и вправду про это в это время уже говорили. Через час меня срочно вызвали в часть. А еще через несколько часов мы были в ночном африканском небе...

А потом был короткий бой. И глаза террориста, почти моего ровесника. В его глазах был страх. Самое страшное, что может быть в человеческих глазах. Страх заставляет или сдаваться, или убивать. По его вздрагивающим зрачкам, я поняла, что сейчас он будет убивать! В какие-то доли секунды я свернулась калачиком у его ног, и автоматная очередь прошла надо мной. А в следующую секунду я, как сжатая пружина, выпрямилась, и, опережая его, выстрелила на взлете. И увидела, как погасли его глаза. Потом они долго снились мне по ночам, и я плакала во сне, пугая бабушку.

Под утро мы вернулись назад. Командир нас обнял, всех по очереди, и сказал:

— Дай нам Бог обходиться в этом мире без оружия! Дай нам Бог! — и добавил: — мы умеем стрелять, но избавь нас от этого Бог!

И мы разошлись по домам — отдыхать....

Бабушка с новостью встретила меня на пороге:

— Дашенька, ты знаешь: их освободили!

— Кого их? — спросила я.

— Она ничего не знает, — возмутилась бабушка. — Об этом говорят целое утро: освободили наш самолет! Я знала, что мы не дадим им обижать ! Какие молодцы наши солдаты! Сегодня нужно выпить за них ! Надо выпить немножко вина! Я правильно говорю?

— Правильно, — сказала я.

И мы с бабушкой выпили по стаканчику бабушкиной наливки.

А потом я попробовала лечь и заснуть, но не спалось: как только я закрывала глаза, передо мной возникали угасающие глаза парня из самолета. И он, мертвый, стрелял в меня...

А потом позвонил Алик. Бабушка принесла мне трубку в кровать.

Я взяла трубку и неожиданно услышала:

— Даша, теперь ты можешь выходить замуж!

— Почему? — удивилась я словам.

— Как писал Геродот, у сарматов девушек не брали замуж, если они не убили хоть одного врага!

— Откуда ты знаешь? — растерянно сказала я.

И он засмеялся:

— Вот и попалась! Я догадался, что ты освобождала заложников! Рассказывай, как ты убила врага.

— Я не хочу об этом говорить, — сказала я.

— Понимаю, — сказал он. — Рядом бабушка.

— Я просто не хочу про это вспоминать, — сказала я. — И никогда, пожалуйста, не спрашивай меня про это!

Но он спросил в тот же вечер. И очень обиделся, когда я отказалась ему рассказывать.

— Как будто я чужой! — сказал он.

— Нет, — сказала я, — потому что ты не чужой мне! И должен понять меня.

Но он не понял. А мне так хотелось, чтобы он меня понял...

И я рассказала ему все, до конца, ничего не утаивая. И он сказал совсем не то, чего я ждала.

— Одним врагом у Израиля стало меньше, — сказал он и добавил: — первый раз убивать трудно, потом будет легче.

— Я не хочу, чтобы было потом, — ответила я и повторила слова нашего полковника: — мы умеем стрелять, но избавь нас от этого Бог!

А потом было серое жгучее утро. Дул хамсин. На остановке народу было много: автобус что-то запаздывал. Не далеко от меня маленький мальчик — араб, на вид лет трех-четырех, играл с заводной машинкой. Машинка носилась между стоящими людьми и то и дело цеплялась всем за ноги, и мама мальчика покрикивала на него:

— Али, ты всем мешаешь. Успокойся.

Но малыш не слушался. Видно игрушку ему купили не так давно, и он никак не желал расставаться с интересной игрой.

И в это время мужчина заметил стоящую беспризорную сумку. Толпа на остановке в момент стала образовывать вокруг сумки пустоту, и в это время машинка, зацепившись за чей-то ботинок, развернулась и помчалась к сумке. И малыш побежал за ней!

— Али! — закричала в отчаянии женщина.

Я обернулась и мгновенно поняла, что машинка раньше уткнется в сумку, чем малыш догонит ее. И в отчаянном прыжке накрыла собой малыша. И грянул взрыв...

Очнулась я в госпитале. Первое, что спросила:

— Как мальчик?

— Ни одной царапины, — сказал врач. — А у вас царапины есть, но, слава Богу, все наружные. Взрывом подбросило навес на остановке. И он накрыл вас с мальчиком, как щитом.

— Щитом Давида, — сказала медсестра, — он спас вас.

— Я долго была без сознания? — спросила я.

— Не очень, — сказала медсестра.

— Мне можно позвонить бабушке? — спросила я.

— Пожалуйста, — сказала медсестра.

Но я побоялась звонить бабушке, чтобы не напугать ее, и позвонила Алику.

— Ты с ума сошла, — первое, что сказал он мне.

— Почему? — спросила я.

— Спасаешь араба!? Как последняя !

— Может быть, — сказала я.

— Что может быть? — спросил Алик.

— Что я , — сказала я. — Но лучше быть дурой и кого-то спасти, чем быть умной и дать кому-то погибнуть!

И я положила трубку.

А потом позвонила бабушке.

— Я все уже знаю, — сказала она. — Мне звонила мама мальчика и сказала, что ты ей, как сестра. А ее муж Хасан тебе, как брат.

— Ты поняла, что она тебе сказала? — удивилась я.

— За кого ты меня принимаешь?! — сказала бабушка. — Когда я услышала, что мне что-то говорят про тебя, я сказала, подождите минуту и побежала к нашей соседке с третьего этажа, и мне все перевела на идиш! И теперь я знаю, что , кроме белорусов, евреев, грузин, появились и арабы.

— Откуда грузины? — спросила я.