Полоний на завтрак Шпионские тайны XX века

В целом же установить как общее число жертв немецкого гражданского населения, так и число немок, подвергнувшихся изнасилованию, не представляется возможным. Вряд ли, например, когда-либо будет точно установлено число жертв бомбардировки Дрездена союзной авиацией в феврале 1945 года. В городе находились десятки тысяч беженцев, и число погибших среди них так и не было установлено. Насчет же числа жертв среди гражданского населения Германии оценки колеблются от 1 до 4 млн. человек, причем сюда входят как жертвы бомбардировок, так и жертвы наземных боевых действий в Германии и последующей депортации немцев с восточногерманских земель, в том числе умершие от голода и болезней, а также жертвы нацистского террора. Вследствие того, что в конце войны и в первые послевоенные годы в Германии происходили массовые перемещения населения, государство было разрушено, и в статистике наступил хаос, оценить подлинные потери Германии нет никакой возможности. Это, как справедливо отмечает Оверманс, позволяет в зависимости от политических и идеологических целей, использовать различные оценки. Но ему, как и Бивору, как кажется, недостает осознания того, что наука уже подошла к границам точности определения германских потерь, и получить более надежные цифры, как бы нам этого ни хотелось, не представляется возможным. Сегодня как в Германии, так и в Англии проявляется тенденция к более объетивному рассмотрению итогов войны, к изучению преступлений, совершенных не только немцами, но и союзниками, к признанию того, что и жертвы немецкого народа, пусть и понесенные в несправедливой с его стороны войне, достойны сочувствия. Как отмечает Бивор, делая реверанс в адрес послевоенной Западной Германии, «еще ни одна нация, имеющая столь тяжелое наследие, не сделала большего для осознания всей правды истории» (с. 560). Ныне настает час, когда испытание нелицеприятной правдой предстоит пройти странам — победительницам во Второй мировой войне. Сейчас, 60 лет спустя, можно попытаться взглянуть на вещи объективно и признать за победителями не только героические заслуги, но и трагические преступления, признать, что победители были очень разные, что наряду с западными демократиями против Гитлера и его союзников сражался и сталинский режим, мало в чем уступавший в преступности режиму нацистскому и попытавшийся в Нюрнберге навесить на нацистов часть собственных преступлений. Для установления истины нужен заинтересованный, но беспристрастный диалог историков, отказавшихся от национальных амбиций. А сохранять беспристрастность очень сложно на фоне растущего практически во всех европейских странах национализма, и Россия здесь не исключение. И одновременно необходимо осознание того, что историческая наука, да и гуманитарные науки в целом, в изучении событий Второй мировой войны уже подошли к существующим пределам точности, и остающиеся расхождения в оценках, количественных и качественных, не могут быть преодолены, но пределы их интерпретаций все же достаточно сужены. Это демонстрируют еще раз книги Энтони Бивора и Рюдигера Оверманса. Английский историк справедливо полагает, что «нашему поколению, особенно тем, кто рос и воспитывался уже в демилитаризованном обществе после окончания «холодной войны», практически невозможно представить себе все масштабы человеческой трагедии, ставшей очевидной к концу Второй мировой войны… Один из наиболее важных ее уроков состоит в том, что следует чрезвычайно осторожно подходить к любому обобщению, вызванному поведением отдельных личностей. Невиданные страдания, унижения могут развить в человеке как самые возвышенные, так и самые низменные качества. Человеческое поведение непредсказуемо, как самая наша жизнь или смерть. Многие советские солдаты на передовой, не в пример тем, кто шел следом за ними, порой с необычайной добротой относились к немецкому гражданскому населению. В мире, где правили жестокость и ужас, где само понятие гуманизма оказалось раздавлено под тяжестью идеологии, только примеры альтруизма и самопожертвования… могли смягчить безжалостную картину истории» (с. 5). Теперь историки чувствуют себя в состоянии рисовать действительно безжалостную картину, не щадя чувства ни победителей, ни побежденных.

От «Звезды» к «В августе 44-го…»