Полоса

Маркес — народный писатель, и это дает ему право не только говорить от имени народа, но высказывать самому народу то, что писатель думает о нем. Маркес позволяет себе нарушить канонические литературные табу насчет народа: народ всегда прав, всегда безгрешен, всегда велик. Всегда ли?.. В «Осени патриарха», в фигуре самого героя, выходца из народа, сына рыночной птичницы, Маркес соберет не очень привлекательные, но тем не менее именно народу присущие черты: консерватизм, упрямство, слепую веру, долготерпение, тщеславие, страх и жестокость. Дождь порождает сон, сон отнимает разум, сон разума, как известно, порождает чудовищ.

В Макондо происходит «постоянно нарастающее ухудшение качества времени». «Вялые медлительные люди не могут противостоять ненасытной прожорливости забвения», а людей невялых, ярких и быстрых, которыми отличался, в частности, род Буэндиа, становится все меньше, — их, к сожалению, пожирают разные формы одиночества. «Дух лености, раскаленной пыли и тяжелого сна» после обеда приходит на смену прежним бурным годам. Народное в высоком смысле слова, историческом и героическом, уступает место обывательскому, пищеварительному, тупому. Когда-то старая Урсула говорила, что в этом году все повторяется, идет по кругу, — но в этом по крайней мере была надежда, что вместе с ничтожным или диким повторится и выдающееся, необычное. Но — увы. И другая женщина, как бы вторая «теневая» прародительница рода, блудница Пилар Тернера, знает и говорит иное, идет дальше: карты и собственный опыт открыли ей, что история этой семьи представляет собой цепь неминуемых повторений, вращающееся колесо, которое продолжало бы крутиться до бесконечности, если бы не все увеличивающийся и необратимый износ оси.

Печальные и прекрасные слова. И может быть, в них-то и заключен секрет, смысл всей этой книги. Бесстрашный реалист, смелый сказочник (что одно и то же) приводит себя и нас к выводу, который всем известен, но всегда неприятен: когда-нибудь колесо остановится. Износ оси необратим. Будь то ось одной жизни или семьи, рода, даже народа, и даже будь то ось земли. Износ необратим и неотвратим. Ничего не поделаешь. Но это  н о р м а л ь н о. Как «жили-были». И ничего страшного в этом нет. Страшны не естественные концы, а другие, «смерть внутри смерти», смерть души, порыва, надежды, несовмещения. Ужасно то, что не осуществилось, не состоялось. Но все, что было живо, что жило, — то благословенно.

Человек смертен, говорит нам Маркес, и бессмертен. Прекрасна одна жизнь, полная бури и страсти, и прекрасна другая, иноческая и исступленная. Прекрасен полковник и прекрасен мальчик, женщина и бабочка, луч и дождь, явь и сон. Все  н е п о в т о р и м о, говорит нам насмешник-автор, который на протяжении всей книги хотел уверить нас, мистифицировал нас, не раз повторяя, что все идет по кругу. Нет, не идет, все неповторимо, и, как бы ни были похожи все Хосе Аркадио между собой, а Аурелиано между собой, каждый — неповторим, каждый  о д и н о к  в лучшем смысле этого слова, и каждый слит с другим — как это было с близнецами.

Зачем жить, если все проходит, все пройдет?.. Затем, что наше «я» — неповторимо, что эта неповторимость уже, может быть, есть оправдание человеческого существования на земле. Мы родились, чтобы украсить и удивить собою этот мир. Так это сделали все Буэндиа.

Сказочный, магический метод Маркеса рожден внутренней потребностью, необходимостью говорить о мире и человеке удивленно и высоко. Подобно старику Мелькиадесу, зашифровавшему свои рукописи, Маркес «расположил события», о которых рассказывает, не в обычном, принятом у людей времени, а сосредоточил всю массу каждодневных эпизодов за целый век таким образом, что они все сосуществовали в одном-единственном мгновении. То есть, если перенести это на человека, то Маркес старался, чтобы в тот миг, когда он говорит об Аурелиано, или о Ребеке, или об Амаранте (надо отдельно и особо поговорить о женских образах Маркеса), — чтобы в тот миг мы знали бы о человеке все, от начала до конца, обо всей его жизни, — е г о  жизни, включающей в себя и связывающейся с жизнями  в с е х, кто есть рядом, кто был до него и будет после. Наверное, в этом гуманистический пафос этой книги, светлый и оптимистический ее заряд. На кого ни посмотрит Маркес, на какой, пусть самый темный, предмет ни наведет свою призму, все равно объект вспыхнет и загорится множеством разных красок. Разных, самых разных.

Современная литература грешна перед человеком: она много занята раздеванием его, разоблачением, принижением, тычет ему в глаза его пороки. Наверное, это нужно. Но писатели не могут, не имеют права делать это  б е з  л ю б в и  к человеку. Есть писатели, которые знают это, но все равно пишут, хотя любви не испытывают. Но любовь — вещь такая: или она есть, или ее нет. Тут не обманешь.