Полоса отчуждения

Грянули азиатская холера и тиф. Дома, принадлежащие азиатам, безжалостно сжигались. Белобалахонных корейцев, каковых было тоже немало, отсылали в их края за счет казны. Не успели справиться с болезнями, случился большой пожар. Сгорел базар со всеми постройками - китайскими. Разоренные азиаты бродили по колено в пепле и золе. Хотелось пить - воды не было: засуха. Колодцы пересохли. Для домашнего обихода и для бани бедный класс и нижние чины употребляли морскую воду из бухты. В городской думе был сделан доклад о необходимости водопровода. Участились грабежи. Воры ломились в благополучные дома в центре города средь бела дня. Распоясалась Нахальная слобода, набитая сбродом. За городом разрасталась Корейская слободка, куда силой сгоняли китайцев и корейцев. В океане, невдалеке от берегов, разбойничали хищные шхуны. Город продолжал быть скопищем кабаков. Все гласные думы поголовно вооружились огнестрельным оружием. Городская пресса без стеснения во всем винила управу.

Цесаревич Николай посетил окраинный форпост империи по весне. Погода не задалась. Моросило, волновались зонтики, булыжную мостовую Адмиралтейской набережной выслякощило, все было мокро. Тающий снег обильно тек Николаю Александровичу к ногам в высоких сапогах, когда он подымался на горку, с которой смотрела Триумфальная арка в его честь, ярко-пестро изукрашенная в старорусском стиле, овеянном Византией. Арка парила в когтях золотого двуглавого орла, держащего осьмигранную пирамиду ее крыши. Торжествовать не было особых оснований. Голову угнетала боль от перенесенного удара японским мечом. Желтый оттенок арочных стен невольно воскрешал ту сцену в городе Оцу, когда процессия на сорока рикшах вывезла цесаревича прямиком на затаившегося в толпе безумца - полицей-ского Цуда Синдзо, поднявшего меч на высокого гостя микадо подобно тем отечественным бесам, коих описал в своем известном сочинении г-н Достоевский. Мотивы и цели преступления остались необъясненными. С высоты Триумфальной арки из-под орлиных когтей на возвращение наследника престола в пределы Отечества взирал высолоколобый лик Николая Чудотворца Мирликийского, и многочисленные зеваки, усеявшие городскую Крестовую гору, воочию видели, как на челе святого мгновенной чертой проступил свежий багровый рубец. Заметил это и виновник торжества. Теперь положение обязывало вынести все ритуальное обожание своей великой державы. Он сильно промочил ноги и, расположившись в апартаментах губернатора, всю ночь превентивно лечился по-народному чаем и теплой рисовой водкой сули с перцем, отвергнув перцовку, коньяк, пиво Гамбринуса, вина французские, крымские и кахетинские. Произошло чудо - головная боль прошла. С легким сердцем наследник престола заложил сухой док "Цесаревич Николай", Уссурийскую железную дорогу и памятник адмиралу Невельскому, весьма славному мореплавателю и мудрому покорителю новых земель, который в свой час без единого выстрела занял Уссурийский край. 21 мая 1891 года цесаревич отбыл в Сибирь. Чудо владивостокского исцеления навсегда осталось в его памяти, не вытесняя, однако, той жгучей обиды, которую ему нанесла Япония.

Железную дорогу строили каторжники. Частые их побеги сопровождались убийствами вольных тружеников, которых и так недоставало. Нехватку рабочих рук восполнял расширяющийся приток рабочих из Китая. Администрации края пришлось принять меры по приостановке китайского нашествия. Дорогу тем не менее построили и вовремя открыли.

Владивосток стал порто-франко. Одновременно по сопкам пошли блокгаузы и лонжементы. Морскую карту Лаперуза сочли устаревшей. Залив Виктории стал заливом Петра Великого, Альбертов полуостров - полуостровом Муравьева-Амур-ского, Евгениев архипелаг - архипелагом Римского-Корсакова, залив Наполеона - Уссурийским заливом, бухта Гверин - Амурским заливом. Все эти русские наименования придумал граф Муравьев-Амурский еще 18 июня 1859 года.

Японского полковника Фукушима, совершившего поездку верхом от Петербурга до Владивостока, встречал рукоплесканиями весь город. Ему преподнесли холодной чистой воды в золотом кубке, подчеркнуто оповестив о том, что вода во Владивосток привозится из Японии. Каменный уголь доставляли тоже оттуда. Между тем долина реки Сидеми, впадающей в Амурский залив в двадцати милях от Владивостока, была богата углем. И не только она. И не только углем.

За улицей Последней в глубину Куперовской пади неудержимо разрасталась территория кладбищ - православного, лютеранского, католического, китайского, еврейского, японского, магометанского. Печально пели колокола Покровской церкви. Южный ветер относил колокольные плачи над Амурским заливом в сторону Седанки. Река Седанка стала главным местом заготовки леса, устье ее сдавали в аренду для рыбалки. Вокруг понастроили дач. Было весело. Дабы веселье не было безоглядным, там же расположилось Архиерейское подворье. Оно стояло на том месте, где когда-то жил седой китаец.