Полоса прибоя

Важным был только один документ – бумага, которая начиналась словами: «Признание. Я, Кулябко Евгений Борисович сознаюсь в том, что…». Далее депутат сообщал, как он задушил Комара, как загрузил его в багажник, как пытался замести следы.

Если это почерк Кулябко, то это бомба в государственном масштабе. И завтра уже он, старший следователь Чуб будет давать победные интервью на всех каналах… В кровь начали поступать маленькие порции адреналина. Но Виктор Петрович закрыл глаза и прислушался к интуиции. Она не была в восторге. Она скептически ворчала и невнятно ругалась.

Чутье сыщика Чуба не предвещало быстрой победы. Не мог Кулябко убить! Депутаты никогда не убивают сами… И признание не в его стиле. Если он сам писал, то только под диктовку, только под давлением, под дулом пистолета.

Уже спускаясь на первый этаж, старший следователь сообразил, что лично он не проиграет в любом случае.

В холле гостиницы никого не было. За стойкой администратора Чуб включил ксерокс и сделал пару копий признания. Потом нашел карточку гостя, заполненную Кулябко – почерк похож до безобразия. И там, и там каракули, которые невозможно подделать. Его рука – к экспертам не ходи!

Виктор Петрович почувствовал, как в кровь начал поступать большие порции адреналина. Появился азарт и предвкушение победы над сложным соперником. Кулябко – подлец! Зачем было на всю страну унижать крымских следователей. А теперь пусть попляшет под нашу дудку.

Он поднялся на третий этаж и решительно стукнул кулаком в депутатский номер. Очевидно, не было заперто, и тяжелая дверь от этого удара распахнулась… Чуб увидел депутата в домашнем халате. Кулябко восседал в кресле и просматривал прессу соседнего государства.

Следователь солдатским шагом вошел в гостиную и уселся в соседнее кресло. Без приглашения и без разрешения! Такой хамский поступок сразу выбил хозяина из колеи. Слова возмущения застряли в горле и вызвали приступ кашля.

Чуб не спешил, не суетился. Всем своим видом он демонстрировал солидную уверенность. Он извлек ксерокопию депутатского признания и протянул автору.

– Вы писали?

– Я, но не совсем добровольно.

– Почерк ваш?

– Мой.

– Значит и признание ваше. Признание в убийстве Артема Комара.

– Нет! Его я не убивал. Медсестра ворвалась в мою кровать и заставила это написать. Жена была в соседней комнате, и я не мог иначе. Я писал это под угрозой дикого скандала.

– Вы писали и злились на медсестру Хохлову.

– Еще как! Я разозлился так, что готов был ее убить.

– И через день убили… Так?

– Не так. Все не так… Я понимаю, что улики против меня, но надо спокойно разобраться.

В комнате повисла тишина. Каждый сказал самое главное и думал о своем. Чуб чувствовал, что депутат у него на крючке, а Кулябко осознавал, что попался.

– Допустим, Евгений Борисович, я верю, что не вы убивали. Но после вашего громкого интервью никто мне не позволит разбираться. Мне влепят выговор и отстранят… Я передам эти бумаги варягу из Киева, а уж он вас сразу в наручники.

– Сразу нельзя. Надо неприкосновенность снимать.

– А вам оно надо, чтоб это ваше признание гуляло по Раде? Я мог бы вас спасти, но вы сами этот сук подрубили… Сегодня к шести меня вызывает мэр. Можно догадаться – зачем.

– Я спасу вас, товарищ Чуб. Мы поедем к мэру вместе, и я вас спасу… Сначала я вас, а потом вы меня.

* * *

Денис был очень смешон в густых черных усах. Оказалось, что приклеить их под носом – не такое простое дело. Не всякий бытовой клей липнет к телу без боли и отлипает в нужный момент.

Брови ему активно подкрасили тушью для ресниц, всю остальную растительность прикрыли огромной пляжной кепкой, которую Ванда купила возле рынка.

Побег произойдет в людном месте, и свидетели у следствия будут. Десятки человек! Они непременно запомнят Дениса, как мужчину с пышными усами, в нелепой кепке и яркой рубашке.

Уже утром все было готово: одноразовая одежда, грим, а главное – ключи от тюремного грузовичка под названием автозак. Федор передал их на час, и Ванда сделала дубликат в мастерской у рынка. Ей, Ванде, поручалось все, где можно было засветиться. Ей уже нечего было терять – она готовилась с мужем к переходу на нелегальное положение.

Накануне Ванда сняла за Гурзуфом домик подальше от моря. Очень тихая обитель, вполне подходящая для подполья. Дорога далеко, соседей почти не видно, хозяин – бирюк, приходящий через два дня на третий. Кругом одни виноградники.

А еще Ванда успела купить по доверенности старенькую Таврию. Корпус был побитый, но двигатель тянул надежно.

Все это было сделано накануне и оставалось ждать звонка охранника Федора… В задаток он получил всего треть обещанных денег, но и это было три его годовых зарплаты. Еще шесть годовых Ольга обещала вручить через день после акции. В знакомом месте, за магазином, на том же столе под пиво и вяленого леща.

Федор позвонил под конец дня. Оказалось, что после телепередачи из Киева понаехали проверяющие, и какой-то главный прокурор решил слету допросить Славика… Его повезут к шести вечера, а значит в пять тридцать автозак остановится у рынка.