Полосатая спинка. Рассказы

Сорока улетела, примолкли испуганные пичужки. Один маленький бурундук ещё долго, сидя на ёлке, плакал о потерянных запасах.

Дед Максим в это время уже был далеко, не услышал, как медведь с бурундуком бранился, не узнал, что старый знакомый опять к нему в заповедник пожаловал и бедного малыша обидел. Шёл он, посмеивался, бурундука вспоминал. Только вдруг посмотрел на солнце и заторопился.

Вот и избушка его за поворотом дороги показалась. На столе в садике самовар кипит. А около стола одетый по-городскому мальчик стоит и внучка Анюта.

– Так, так, – тихонько сказал дед Максим, остановился у калитки, прислушался, о чём говорят.

– А в футбол я с кем тут играть буду? – сказал мальчик. Сам отвернулся и камешек ногой подкинул, точно ему только камешек этот и интересен. Взглянул на девочку и опять камешком занялся.

У Анюты от обиды губы дрогнули, но тут калитка скрипнула и отворилась.

– Дедушка, – радостно крикнула девочка и договорила жалобно: – Ну чего он такой? Что мы с ним делать будем?

– Вот бабка нас сейчас чаем напоит с пирогами, а там и разберётесь – кто с кем что делать будет. – Дед сказал это спокойно, словно ничего не заметил, а сам в бороду чуть усмехнулся: познакомятся, мол, и обживутся.

– Она девчонка, – неохотно произнёс мальчик, – с ней как в войну играть?

– Другие игры придумаете. Ну, бабка, вижу, я тебе заботу из города привёз. Гляди, как бы эти ежи друг друга не покололи. – Дед Максим хлопнул мальчика по плечу и подмигнул бабке.

– Насилу дождалась, – заворчала бабка вместо ответа. – Самовар уж которую песню допевает, я уголья подсыпать уморилась. Небось ты из некипящего пить не станешь.

– Не стану, – весело согласился дед Максим и с удовольствием присел на скамейку у стола. – Какой в чае вкус, коли самовар при том песни не поёт?

Мальчик сердито отвернулся, но Анюта обиды не помнила, проворно схватила его за руку.

– Федя, садись, – сказала она торопливо. – Дедушка из лесу всегда сказку в кармане приносит. Сейчас достанет. Правда, дедушка?

– Правда, – улыбнулся дед Максим. – Вот в этом. С соседом одним я в лесу разговорился. Налей-ка, бабка, горяченького, а я тем часом про соседа и расскажу.

Рассказ про соседа вышел до того интересный – на четыре стакана чая хватило. Ребята слушали не дыша, даже под столом ногами толкаться перестали.

– Он только по глазам меня и понял, – кончил дед Максим к допил с блюдечка чай. – Я на него глазами повёл, а он с моей коленки бух в траву, да на ёлку. Уж и кричал на меня, и бранился, чуть живот не надорвал. Крепко напугался и оттого на меня же рассердился.

– А ты чего ж не стрелял? – живо спросил мальчуган и даже со скамейки вскочил, так разгорячился.

– Зачем его стрелять? Он живой мне душу веселит, – улыбнулся дед.

– А я бы выстрелил. Обязательно. Вот когда вырасту. Ты зачем сам ружьё носишь, а сам не стреляешь?

Дед Максим поставил чашку на стол, он уже не улыбался.

– Я ружьё ношу затем, чтобы в лесу порядок наблюдать, от лихих людей, которые зверя обидеть желают. А по-твоему, что на глаза попадётся – сам валяй-бей? – сурово проговорил он. – Старые люди говорят: бурундук человеку криком знать даёт, если медведь близко ходит. Вроде он человека от беды уберечь хочет. Вот он каков. А ты, Федя, один денёчек у нас гостишь, живое любить ещё не научился. Погоди – научишься.

Но мальчик уставился глазами в землю и упрямо молчал. Дед чуть заметно покачал головой.

– Наш лес не простой, – сказал он, – заповедный. Смотри на него и радуйся. Это и звери понимают, вольно живут, из других мест сюда сходятся. Разные звери. Вот только медведь – один такой был, Лохмач я его прозвал, ему что-то у нас не понравилось, ушёл, и куда – следов не оставил. А покуда жил – никому от него обиды не было. Даром что зверь.

Дед Максим пристально посмотрел на мальчика и встал.

– Ладно, бегите. А у меня ещё дома дела. Да смотрите, не баловаться.

– Не будем, – торопливо пообещала девочка и незаметно потянула мальчика за рукав. – Идём же, ну… На бурундука посмотрим. Тихонько. Пока бабушка не услыхала.

– Куда вы? – высунулась было из двери бабка, да только рукой махнула: разве за озорниками поспеешь?

Лесниковой сторожки за первым же поворотом тропинки не стало видно. Теперь дети уже не бежали, а шли скорым шагом. Мальчик шёл молча, упрямо подняв голову, точно говорил: что хочу, то и делаю. Анюта, маленькая, синеглазая, торопливо топотала около него, заглядывала ему в лицо, повторяла просительно:

– Федя, ну чего ты придумал? Ну не надо ловить, слышишь?

– Отстань, – отвечал мальчик и сердито толкался локтем. – Чего за руку хватаешь. Что ты в охоте понимаешь! Я его петлёй. Враз! Знаешь, какая у бурундука шкурка красивая! Дед же сам говорил.

– Я не знала, что ты его поймать хочешь, а то дорогу не показала бы. Дедушка рассердится, вот увидишь.

– А он откуда узнает? Ты, что ли, наябедишь? Сама, небось, трусиха. Девчонки всего боятся. И ревут. У, плакса-вакса…

– Неправда, – рассердилась Анюта и даже топнула босой ногой. – А ты хвастун!