Соблазнительно, слишком соблазнительно было и для меня сделать остановку на этой станции, но голос благоразумия взял верх.
На эти горы нужно прийти тогда, когда я хоть немного познакомлюсь с животным миром Африки.
По этим скалам нужно лазить лишь тогда, когда узнаешь все особенности хождения по африканским горам.
И впоследствии я не раскаивался в своем решении.
Я не только приобрел практические сведения и навыки, но я узнал и о жизни самих муфлонов много ценного для меня.
В этом отношении большую пользу принесло мне знакомство с одним стариком французом.
Как-то на улице я увидел молоденького козлика одноцветного, рыжевато-песочного цвета.
Он бежал, как собачонка, за старичком.
— Да ведь это никак молоденький муфлон! — пронеслось у меня в голове, и я бросился догонять старичка.
— Простите меня, пожалуйста, что я обращаюсь к вам, меня очень заинтересовал ваш козлик. Скажите, что это за порода? Не муфлон ли это?
— Да, вы не ошиблись, это — африканский муфлон, или, как мы, французы, называем их, манжетный муфлон, в отличие от муфлонов Корсики, у которых нет этих украшений. У наших взрослых муфлонов вырастают длинные волосы на нижней части шеи и верхней части передних ног. Получается впечатление, точно они в манишке и в рукавчиках. У старых баранов грива спускается до самой земли, — пространно объяснил мне старичок особенности своего муфлона.
— Да, я это видел на картинке, — сказал я. — Поэтому и у нас, русских, африканские муфлоны называются гривистыми баранами.
— Коки, сюда! — закричал старичок, поворачивая за угол.
Муфлон послушно повернулся и подбежал к старичку.
— Могу ли я попросить у вас разрешения снять несколько фотографий с вашего питомца?
— Отчего же! Вот моя квартира, — указал старичок на небольшой домик.
— Я могу сделать это сейчас же? — спросил я его. Получив согласие, я пошел домой, взял фотографический аппарат и пришел к старичку.
Старичок жил с женою, такой же старушкой, как и он сам. Оба оказались словоохотливыми и радушными людьми.
Муфлона в комнатах не было, и я пошел к нему во двор, но и там я не увидел его.
Тогда жена старичка позвала его: “Коки! Коки!” Из сарайчика легкой рысцой выбежал муфлон и подбежал к старушке.
Я нашел, что на дворе не вполне удобно снимать муфлона, и попросил вывести его на улицу. Но и тут сделать хорошие снимки было довольно трудно.
Коки оказался очень подвижным и ни минуты не стоял на одном месте, а мне хотелось поймать какое-нибудь хорошее положение.
К нам подошли два араба с собакой. Маленький Коки тотчас храбро напал на собаку. Я никак не ожидал, чтобы Коки оказался таким смелым, и чувствовал, что его маленькие рожки — опасное орудие для врагов. Нападал он так же, как вообще все бараны и козлы — нагибая голову вниз. В конце концов он отогнал собаку от дома.
Собака отошла на другую сторону, к садику, и покорно лежала, дожидаясь своих хозяев.
После этого подвига Коки немного успокоился и дал возможность мне снять его сбоку.
Много пластинок я перепортил, желая снять его в различных позах, но более удачными вышли только две: сбоку и та, на которой он изображен чешущим свою голову.
Через несколько дней я с готовыми карточками опять пошел к Рене, чтобы подарить им портреты их любимца и лишний раз поглядеть на Коки.
Как ни плохи казались мне самому карточки, но старикам они доставили огромную радость, и этими портретами я сразу расположил к себе добродушных людей.
Старичок оказался страстным охотником. Он исколесил все окрестности, проникал глубоко в пустыню и в совершенстве знал все горы вокруг Эль-Кантары.
Любимая охота его была за муфлонами, и именно потому, что она представляет невероятные трудности.
Нужно быть великолепным ходоком по горам, бесстрашно влезать на скалы, спускаться в пропасти, чтобы иметь успех на этой охоте.
И преодоление таких трудностей и представляло главную прелесть для Рене на этих охотах.
Несколько раз он чуть не пропадал от жажды, скатывался в пропасти, срывался со скал... Один раз при этом сломал себе руку и сам же, несмотря на страшную боль, забинтовал ее своей рубашкой.
Ему пришлось после этого тащиться по горам 15 верст до шатра знакомого араба, где он взял мула и приехал домой.
Но этот случай не прекратил его дальнейших охот.
Видеть по временам муфлонов, наблюдать за ними стало для него какой-то необходимостью. Не всегда он даже стрелял в них. Сначала он перестал убивать самок, потом молодых, а потом решил, что он будет убивать только таких старых муфлонов, у которых грива волочится по земле.
При таких условиях его охоты редко оканчивались убийствами, но тем не менее доставляли ему большое удовольствие. В них оставались все те же трудности увидеть могучее красивое животное, то же удовольствие при виде его ловкости и невероятно высоких прыжков.
Старушка говорила, что ее муж не охотился, а ходил в гости к муфлонам, и, пожалуй, это было похоже на правду.
В его рассказах не чувствовалось настоящего охотничьего духа. Он не хвастался тем, сколько он убил муфлонов, он не показывал рогов и шкур их.