Полосатый геноцид

Идущий головным «Мерседес», на заднем сиденье которого разместилась Ольга со своей аппаратурой слежения, вел Локис. Рядом с ним сидел Максимка, снова взявший на себя обязанности штурмана. Во второй машине находился майор с остальными десантниками.

Посеянная пчелами паника расползалась по городу, словно влага по куску сахара. На улицах царила полная неразбериха. Достоверной информацией о происходящем не владел никто, и многие африканцы, опасаясь, что укусы взбесившихся насекомых на самом деле смертельны не только для белых, тоже начали покидать Монровию. Радиостанции еще работали, но они больше подогревали панику, чем помогали ее погасить. Государственный телеканал раз за разом повторял запись обращения президента к нации, большинство частных телестанций исчезли из эфира, зато оставшиеся старались вовсю, демонстрируя жуткие сцены, которые разыгрывались на улицах либерийской столицы. Лишь немногие внимательные зрители обращали внимание на то, что большая часть душераздирающих кадров снята в первой половине дня – похоже, ближе к вечеру даже самые смелые корреспонденты или операторы предпочитали не высовываться из своих телестудий, ограничившись переозвучиванием уже имеющихся видеозаписей.

Чем дальше спецгруппа забиралась в город, следуя за пчелой-«наводчиком», тем сложнее становилось Локису и второму водителю удерживать пчелу в пределах прямой радиовидимости. Все чаще попадались улицы, на десятки метров забитые столкнувшимися машинами, которые нельзя было просто распихать в стороны даже с помощью мощных джипов – здесь требовалась техника классом повыше, например тяжелые тягачи-эвакуаторы, а кое-где и помощь пожарных. Давая задний ход в очередном таком тупике, Локис в сердцах пробормотал: «И почему никто танк на улице не бросил?..» Только благодаря Максимке, который в этой части столицы знал почти каждый проходной двор, удавалось как-то продвигаться вперед. Но, объезжая пробки, они теряли темп, сигнал от пчелы становился все слабее, а во время одного из таких маневров и вовсе пропал. Увидев это, Барышня решительно вытащила из сумки следующую пробирку, но Локис придержал ее руку:

– Погоди, давай сначала выберемся туда, где проезд посвободнее…

Глава 42

Вечерело. День, который начался совершенно обычно, заканчивался для многих жителей столицы Либерии настоящим кошмаром. Красноватое закатное небо казалось многим предзнаменованием еще больших бед. Но охватившее Монровию безумие почему-то почти не коснулось старых, в основном одноэтажных кварталов в восточной части города. Возможно, потому, что здесь белые почти не селились, предпочитая центр и прибрежную полосу. Но и тут окна и двери в домах были плотно закрыты, а улицы опустели. Даже обычные полицейские патрули сегодня здесь с утра ни разу не показывались.

Одноэтажный глинобитный дом, с виду давно требовавший либо сноса, либо серьезного ремонта и этим очень похожий на своих соседей, выделялся разве что тем, что все его окна с улицы были не просто закрыты ставнями, а наглухо заколочены старыми досками. Окружавший двор высокий забор был сложен из того же материала, что и стены дома, и тоже выглядел очень старым. Но ощущение заброшенности было обманчивым. На плоской крыше дома, невидимые с проезжей части улицы и укрытые от палящего солнца легкомысленным на вид пляжным зонтом, за пулеметом лежали два темнокожих бойца в камуфляже. Еще двое с винтовками «М16» маячили во дворе у ворот, двое охраняли вход в дом, один – стоящий в глубине двора «Хаммер». Трое солдат, свободных от караульной службы, чистили возле джипа свои винтовки. Окна дома, выходящие во двор, как и с улицы, были заколочены. Исключение сделали лишь для одного окна, смотревшего на стоявшие под навесом ульи. Возле ульев часовых не было, да и остальные солдаты старались держаться от этой части двора подальше. Из открытых летков время от времени поднимались злобно жужжащие пчелы и уносились куда-то за ограду.

С близлежащего перекрестка на улицу свернула приехавшая со стороны центра города помятая серая малолитражка, похожая на жука, искупавшегося в извести. Неторопливо доползла до ворот и с явным облегчением встала. Водитель вылез из машины и подошел к калитке. Постучал. В калитке приоткрылось маленькое зарешеченное окошко. Часовой за окошком бросил мрачный взгляд на украшенное белесым шрамом от уха до носа лицо водителя колымаги, криво улыбнулся и махнул напарнику: открываем, мол. Свои. Четырехколесная развалюха вползла во двор и затихла перед «Хаммером», как дворняжка перед породистым псом. Водитель молча прошел мимо часовых, скучавших на крыльце, мимо десятка солдат, отдыхавших в одном из внутренних помещений, и остановился перед неожиданно основательной дверью. Постучался. Вошел. Дверь плотно прикрыл за собой.