Полосатый катафалк

— Пора бы тебе объявиться, Лью. Говорят, ты вчера ночью взял Кэмпиона?..

— Ты не видел Марка Блекуэлла, отца Гарриет?

— Нет, а что?

— А то, что в четверг рано утром он выехал на Тахо, по крайней мере, он так сказал. Узнай у своих ребят и перезвони мне. Я в доме Блекуэлла в Лос-Анджелесе. Телефон знаешь?

— Он тоже без вести пропавший?

— Похоже, это самоволка.

— Плохо следишь за своими клиентами. Они у тебя скоро все разбегутся.

— Имеют право. Мы живем в демократическом обществе.

— Брось свои шуточки. Ты будишь меня среди ночи и даже словом не обмолвишься, что сказал Кзмпион.

— Он все отрицает. Я готов ему поверить.

— Но кровь-то на шляпке нельзя отрицать. Установлено, что группа крови та же, что у Гарриет. И ее видели в его обществе. Он не может отрицать убийство жены.

— Это необоснованное обвинение, Арни.

— Точно?

— Почти. Кэмпион не паинька, но кто-то сделал из него козла отпущения.

— Кто же?

— Это я и пытаюсь выяснить.

— Ну а что скажешь насчет Гарриет? Она исчезла без следа.

— С ней могло что-то случиться уже после того, как она и Кэмпион расстались. У нее была новая машина и деньги. Надо обязательно найти машину. В первую очередь надо обшарить стоянки в аэропортах Рино и Сан-Франциско.

— Думаешь, она села на самолет — и тю-тю?

— Не исключено. Займись этим, ладно? Но сперва отзвони насчет Блекуэлла. Мне надо знать, был ли он на Тахо.

Положив трубку, я услышал за спиной голос Изобел:

— Вы всегда ставите под сомнение все и вся?

Она умыла лицо, смыв грим. Волосы у висков были мокрыми.

— Практически всех, — сказал я. — Почти все. Эту привычку я взял от клиентов.

— Только не от меня. Я так и не овладела искусством недоверия.

— Пора бы научиться. Вы усиленно отгораживаетесь от жизни, хотя вокруг вас творится черт-те что.

— Но вы по крайней мере верите в мою невиновность?

Она вошла в комнату и села в кресло, где раньше сидел я, чуть повернула его и уперлась подбородком о руку. Она явно попрыскалась одеколоном. Я стоял над ней со странным чувством, что она решила отдаться мне во власть, надеясь на защиту.

— Невиновность — понятие положительное, миссис Блекуэлл. Она не имеет ничего общего с утаиванием информации из ложно понятого чувства долга, с игнорированием того, что вокруг вас погибают люди.

— Не надо читать мне нотации. — Она мотнула головой, словно я ее толкнул. — Что я, по-вашему, за человек? Я уже вас об этом спрашивала.

— По-моему, мы оба и пытаемся это выяснить.

— Я уже выяснила и могу вам сказать. Я неудачница. Впервые я поняла это много лет назад, когда любимый мною человек сообщил, что у него диабет и он не может или не должен иметь детей. Его смерть стала новым подтверждением того, что я неудачница. Тогда я решила больше не влюбляться и не выходить замуж. Я решила оградить себя от новых страданий. Я уже достаточно хлебнула. Я переехала в Санта-Барбару и стала жить строго по расписанию. Оно состояло из всего того, чем обычно заполняют свои часы вдовы — прогулки, бридж, уроки мозаики в школе для взрослых. Наступило умиротворение и скука. Я забыла о своем всегдашнем невезении, и это было моей ошибкой.

Прошлой осенью мне нанес визит Марк и сказал, что нуждается во мне. У него были неприятности. Я всегда любила Марка с его мальчишеской неуклюжестью. Такие слова могут показаться странными по отношению к Марку, но что поделаешь — таким его всегда знала я. Так или иначе я вышла за него, и вот пожалуйста!

Она подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза. Сухожилия на ее шее натянулись, словно проволока в кабеле. Что-то шевельнулось во мне. Если это была жалость, то она стала перерастать во что-то более серьезное. Мне хотелось коснуться ее лица. Но слишком многое еще было недосказано.

— Если уж тебе не везет, — сказала она, — то ты боишься пошевелиться из страха, что семейная жизнь рухнет.

— Она уже лежит вокруг вас в обломках, миссис Блекуэлл.

— Этого можно мне и не напоминать.

— Неприятности Марка были по части женщин?

— Да, он встретил ее на Тахо, и она забеременела. Ему не было жаль денег, но он опасался, что этим дело не кончится. Женитьба или судебное разбирательство, которое погубит его имя, преследовали его кошмаром. Марку очень важно, что о нем могут подумать другие. Он считал, что, женившись на мне, он защитит себя и утихомирит девушку. — Она упрямо не называла имени.

— Он нашел в себе силы рассказать вам об этом так откровенно?

— Не так подробно. Но его мотивы всегда очевидны. Он сразу раскрывает свои карты, особенно когда боится. Он был сильно напуган, когда приехал ко мне в Санта-Барбару. Девушка или ее друзья угрожали судом.

— Вы знали, что это Долли?

— Нет, — чуть не крикнула она. — Иначе я бы не вышла за Марка...

— Почему вы все-таки за него вышли?

— Я хотела быть кому-то необходимой. Он нуждался во мне, а я в нем. Я думала, что брак, начинающийся так неважно, обязательно наладится. Марк был перепуган, виноват. Он говорил, что у него сдали тормоза и может кончиться тем, что он начнет приставать на улице к малолетним. Он сказал, что только я могу его спасти, — и я ему поверила.

— Вы не спасли его от убийства. Теперь вы это понимаете?