Полосы жизни (СИ)

И вот всех пригласили на кухню. Мать Насти, Тамила Романовна, показала себя сердобольной хозяйкой. Стол был накрыт со вкусом. Даже не в каждом ресторане могут накрыть такой стол. А то, что на столе находились полные сервизные наборы, даже немного озадачило меня. Я уж и не помнил, в какой руке вилку держать, а в какой - нож. Тем более не мог отличить вилки для мяса и для салата. Владимир, наверное, испытывал такое же затруднение.

- Ну, давайте помолимся, - предложил Юрий и впился в меня своими глазами, которые я невзлюбил ещё в парке. - Наверное, начни ты, Руслан.

- Я не умею, - солгал я.

Тогда Юрий закрыл глаза, сложил руки на груди и начал произносить молитву. Все тоже закрыли глаза и стали качать головами в знак согласия. Молитва была долгой. Юрий благодарил Бога, потом - главу семейства, потом супругу и дочь, наконец, добрался до меня и Владимира. Я смотрел на часы и отсчитывал время. 23 минуты продолжалась его молитва. Я сам мысленно начал благодарить Бога за то, что Юрий забыл поблагодарить хлеборобов, комбайнеров, водителей машин, работников элеватора, пекарей, продавцов и ещё множество народа, приложивших руку к тому, чтобы на столе появился хлеб наш насущный. Наконец-то прозвучало всеобщее "Аминь!", и мы сели за стол.

- А вы, как я понял, не верите в Бога? - обратился ко мне глава семейства Евгений Дмитриевич.

Я расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и достал свой нательный крест. У всех присутствующих перекривились лица, словно они увидели не крест, а выбежавшего из клетки льва.

- Я православный и верую в Святую Троицу, почитаю Матерь Божью. Признаю иконы и молю святых о помощи, - видя их искривлённые лица, я решил и дальше продолжать перечень православных положений, но тут Владимир ущипнул мою ногу. Я посмотрел на него и прочитал в его глазах мольбу не продолжать богословские прения.

Но Юрий не унимался:

- Что это за вера? Священники - пьяницы и блудники, прихожане - слуги греха. Больший же грех - идолопоклонничество - в православной церкви просто процветает. А что это за поклонение Божьей Матери?

Но тут уже я не мог удержаться. Меня понесло и уже ничто не могло остановить. Владимир щипал меня за ногу, толкал в бок, наступал на ногу, но я не обращал на это никакого внимания - обида за клевету на моё вероисповедание полностью поглотила меня.

- Юра, а у вас есть мать? - спросил я своего обидчика.

- Да.

- Тогда я её не уважаю за то, что она родила такого дурака.

- Что? - глаза Юрия налились кровью. - Да как ты смеешь кидать мне в лицо такое оскорбление?

- А чего ты позеленел? - продолжал я донимать его. - В Иисусе Христе столько же от матери-человека, сколько от отца-Бога. И если ты умудряешься причислить мать Бога к разряду идолов, какой же благодати ты ждёшь от Христа? Хотя какая может быть благодать для волка в овечьей шкуре?

Юрий был так взволнован, что уже не мог сказать ни слова. Я, конечно, понял, что он почувствовал. Ведь настроен я был крайне решительно. И ещё один выпад в мою сторону, и я перешёл бы на откровенные грубости. Это поняли все, и Настя стала нас мирить. Потом мы молчали, делая вид, что ничего не произошло. А когда ужин подходил к концу, Владимир решил поговорить о главном:

- Тамила Романовна, Евгений Дмитриевич, я хочу сказать вам, что люблю вашу дочь, и прошу у вас её руки.

Наступила гробовая тишина. Казалось, что не только ложки и вилки перестали стучать, но и все перестали дышать. У хозяина дома даже открылся рот. Первой пришла в себя Тамила Романовна.

- Ну зачем же так спешить? Вы же знакомы без году неделя. А это очень мало для того, чтобы принимать такие серьёзные решения. Повстречайтесь ещё немного, а там видно будет.

- А если наше желание будет неизменным, то вы дадите своё согласие? - не унимался Владимир.

- Там видно будет, - вновь уклонилась от ответа Тамила Романовна.

После ужина мы разошлись. Всю дорогу до остановки Владимир молчал. Было ясно, что его не устраивал ответ Настиной матери. О том, что я слышал в ванной комнате, я решил не рассказывать. В автобусе мы ехали молча, и лишь расставаясь, подали друг другу руки и пожелали друг другу спокойной ночи. Полночи я не мог уснуть и всё думал о своём друге.

Владимир родился и вырос в одном из ближних сёл. Отслужив в морской пехоте, вернулся в родное село. Устроился работать в колхоз. Жизнь, казалось, начала налаживаться. Но тут повеял ветер перемен. Колхоз развалился, и он остался без работы. Чтобы заработать хоть какую-то копейку - приехал на заработки в город. Но кризис достал его и здесь. Его так же сократили с завода, и он почти год жил за счёт шабашек.