Половецкие войны

«Словно в кольце огненном сидим тут. Может, прорваться испробовать? Сей же час, покуда темень? И что же: отдать Чернигов Ольгу и половцам, отдать на разграбление, отдать задаром?! Идти в Киев уговаривать Святополка помочь? Пустое, он отговорится под любым предлогом. Тем паче что заключил давеча[80] мир с ханом Тогортой и даже взял в жёны его дочь. И разве мне хочется повторять путь покойного отца, когда тот, изгнанный тем же Ольгом, молил о помощи отца Святополка, Изяслава? Нет, биться буду, покуда сил хватит. А после?…Нечего загадывать, на всё воля Божья!»

Князь ещё раз обошёл кругом крепостные стены, подбадривая дозорных, и с беспокойством посмотрел на восток: скоро ли займётся заря.

– Ты б поостерёгся, княже, не ходил бы по стене. Стрела какая шальная прилетит. Пущают они стрелы-то. – Сотник Годин старался прикрыть Владимира щитом.

– Понапрасну за меня не тревожься. Мне на роду написано до ста лет жить, – отшучивался князь. – Да и нощью кто ж стрелять-то будет? Рази полоумный какой. Не видать ведь ничтоже[81].

– Гляди, заря занимается, – указал на небо один из воинов. – Вборзе пойдут, сыроядцы.

Владимир выглянул из оконца бойницы.

Вражий лагерь, до того казавшийся безмолвным, пришёл в движение. Половцы устанавливали на телеги кибитки, тушили костры, садились на коней. Вскоре они, уже готовые к штурму, плотными толпами выстроились на поле, выставив вперёд копья. Куда ни направляли русы свои взоры – всюду, до самого окоёма[82], пред ними представали эти грозно ощетинившиеся копья, которым, как написал бы летописец, «несть числа».

Приняв боевое положение, степняки застыли на месте, придерживая за поводья ретивых скакунов. Вперёд выехал всадник в панцирном калантыре и бобровой шапке. Он остановился возле наполненного водой глубокого рва, задрал вверх голову и, приложив ладони ко рту, закричал:

– Князь Владимир Всеволодович! Князь тмутараканский Олег, сын Святослава, владетель Зихии[83], Матрахии[84] и всей Хазарии[85], предлагает тебе оставить вотчину его, град Чернигов, и уйти со стола отца его с честью. Ни к чему нам здесь проливать кровь!

Владимир подозвал обладавшего сильным голосом Година.

– Ответь: князь Ольг – что разбойник, что тать лихой, пришёл он на землю Русскую с мечом, а потому не княженья он достоин, но презренья и смерти токмо, яко переветник и прислужник половецкий! Пущай ступает он к себе в Тмутаракань, коли кровь лить не жаждет, но не зарится на чужое добро, своё имея!

Получив ответ, гонец повернул коня. Чуть отъехав, он порывисто обернулся, взмахнул копьём и в бешенстве вонзил его в крепостные ворота. Это был знак к штурму.

Половцы, потрясая саблями, копьями, сулицами[86], издали воинственный клич – сурен. Конница резко рванула в галоп. Топот тысяч копыт, усиливающийся с каждым мгновением, заглушил свист и дикий вой, извергающийся из пропитых кумысом глоток.

Владимир громким голосом чётко отдавал распоряжения: подготовить котлы с варом – кипятком, который выливали на головы противников при натиске; дозорным – прикрыться щитами; стрельцам – без перерыва осыпать половцев стрелами.

Вместе с погаными нёсся в атаку и Олег со своей дружиной. В стороне на правом крыле Владимир краем глаза узрел хорошо знакомые по прежним сечам тмутараканские стяги и сверкающие на солнце нагрудные панцири воинов.

Одна часть половцев остановилась у рва и залпами, по взмаху руки своего предводителя – бека Кчия – пускала в защитников крепости стрелы, другая же, во главе с Арсланапой, с ходу ринулась на штурм. Первая попытка не удалась – дальше подножия стен половцы не дошли. Потеряв не один десяток воинов, они откатились назад и изготовились к новой атаке. Несколько степняков смешно барахтались в грязной мутной воде рва и тщетно пытались выплыть.

Дав своим ратникам перевести дух, Арсланапа в ярости хлестнул коня и, подняв вверх саблю, снова повёл их на крепость. Поддерживаемые стрелами товарищей, степняки в нескольких местах подвели к стенам окольного града высокие трёхъярусные осадные башни-туры[87] и прыгали с них на площадки заборолов, где тотчас закипал отчаянный бой.

Вырвавшийся из котлов кипяток несколько охладил пыл свирепых кочевников, но штурм продолжился с новой силой, когда люди Кчия принялись пускать вместо обычных стрел горящие, с пропитанной смолой паклей.

– Княже! На заходней стене пожар! – взволнованным голосом доложил Владимиру подбежавший Бусыга.

– Скорей туда! Показывай, где! – Князь стремительно перебегал по узким и коротким лестницам из башни в башню.

– Оберегись! – кричал, спеша за ним, верный Годин.

Вся западная стена была в дыму. Как могли, дружинники тушили огонь, но половцы, увидев пламя, ещё более ужесточили натиск. Снизу доносились мерные удары пороков[88], совсем рядом с Владимиром свистели стрелы. Князь не обращал на них внимания, словно не понимая, что любое мгновение может сейчас стать для него последним.

Годин решительно загородил Владимира щитом.

– Покличь ратников со Стрижени, от Восходних ворот! – приказал князь Бусыге. – Шли гонца, не стряпая![89]