– Та-ак… – Михайла забарабанил пальцами по столу. – Давай, вспоминай – что за мелкота?
Сотник знал – Глузд вспомнит! Сам еще в таком возрасте, что недалеко от «мелкоты» ушел. Вот кто по-взрослее – то же Архип, Демьян – уж точно не вспомнили бы, а этот… Тут надежда есть.
– М-м-м, – прикрыв глаза, отрок снова заерзал, не зная, куда деть руки. – Легота, Федотки Лющика сын, был… кидался… С ним – Понтя… Феропонт… еще такой рыжий, Кирьян, кажется… Да, Кирьян… Этих точно помню.
– Феропонт и Кирьян – чьи? – быстро уточнил Михайла.
Ратное все же хоть и большое, но – село, все друг друга знали. Вот и Глузд…
– Кирьян – Глафиры-кухарки сын, а Понтя – плотника Завидобы. Ну, что в артели у дядьки Сучка.
– Понятно… А Глафира-кухарка у нас – чья?
– Того не ведаю, – парнишка опустил глаза. – А Киря – мелкий совсем. Лет, верно, восемь…
– Ладно… Понимаю – информацией владеешь не всей. Хорошо, Глузде. Ступай, и о беседе нашей никому ни слова.
– Как можно, господин сотник? Не совсем же тупой…
– Илью позови, как уходить будешь.
– Есть!
Явившись, секретарь прояснил сразу же:
– Так это… Так вдовицы Брячиславы кухарка-то! На ее усадьбе живет… Я уж не знаю, кто – холопка али просто служанка, челядь в общем. Ан нет! Мужик-то ее покойный, в мор сгинувший, в закупах у вдовы ходил! Верно, и Глафира мужнину «купу» отрабатывает.
Выпроводив Илью, Миша нервно заходил по горнице. Ничто не радовало нынче его взгляд: ни постеленные на пол тканые дорожки, ни стоявшая на столе массивная серебряная чаша – ендова, ни расписанная под хохлому посуда. Да еще пурга на улице разыгралась, метель…
Настроение «господина сотника» было под стать погоде – мрачным. Лезли в голову нехорошие мысли – снова все следы вроде бы вели к вдове Брячиславе, а вот доказать это поди попробуй! Кто-то очень хитрый – враг! – явно переигрывал Михаила, и оттого хотелось скрипеть зубами и ругаться матом. А еще тревожили думы о Лане. Погибшая в Царьграде Варвара, теперь вот – Верунка… Жалко девок. Не уберег! И следующая кто? Полочанка? Подарок Костомары… Подарок… Но ведь и живой человек, юная красивая девушка, которую он, Михаил, нагло и цинично использовал. И ладно бы – в личных сексуальных целях! Так нет – доверил опаснейшее дело!
Кузнечик рассказывал, как говорил как-то в сердцах боярин Сан Саныч Журавль. О том, что всегда плевали князья на народ. Всегда было кому-то выгодно обделывать свои дела за счет кого-то. Князю выгодно, татарам выгодно, хазарам выгодно и крестоносцам тоже выгодно. Половцев, мол, поднимут и их руками пожар устроят. Чтоб потом, когда промеж собой договорятся, сказать: ай, какие боняки шелудивые!
А Долгорукого (будущего) боярин Журавль, мягко говоря, не любил, о чем и заявлял открыто (Кузнечик рассказывал, словно сам свидетелям тому был – но нет, просто слышал потом от Юрика).