Половецкий след

– Посты – отмолим! – притянув к себе подсевшую девицу, невысокую и какую-то блеклую, овручский купец Онфим заказал еще кувшинчик, подмигнул Мише и смачно поцеловал гулящую в губы…

– Ну, тут у вас и разврат, – хмыкнув, Михаил намахнул чарочку. – Хуже, чем в портовой таверне. Вон девок-то… Второго помощника… парторга на вас нет! Хорошо, нашим я запретил… – Сотник неожиданно хмыкнул: – Это что же, выходит, я у них сейчас вроде парторга?

Правильно все сделал Миша, что и осознавал сейчас прекрасно – вникся уже в это непростое время, вжился. Еще бы, за столько-то лет!

Слишком уж юные были его парни, отроки – дети. Многие – и безусы еще, безборо́ды – куда таким в корчму? Пусть титьку сосут мамкину. Именно таким в те времена и было отношение к отрокам, к детям, к юношам даже. Усов-бороды нет – не взрослый – значит, зависимый, никакая не личность.

Все правильно – нечего им в корчме делать!

Правда, некоторые отроки вовсе так не считали. Особливо те, кто и постарше выглядел, и мнение о себе имел особое. Самолюбы-себялюбы… Такие вот, как Неждан с Трофимом! К ним еще Авраамий примкнул – здоровущий парняга, повадками как медведь! С таким и трое взрослых мужиков не управятся… Правда, и силен-то – силен, и руки – оглоблищи, однако подбородок лишь кучерявиться начал… и что?

К Трофиму тотчас же подсела девка. Красивая – ресницы длинные, щеки румяные, светлая коса. Парень едва успел кружечку заказать, а гулящая уж тут как тут! Улыбнулась, стрельнула глазищами:

– Пивом, мил человек, не угостишь ли?

Трофим лишь хмыкнул, взрослость свою показывая, подозвал служку, заказал еще одну кружечку.

– И баклажку медку… С собой… – пропела-попросила девка.

С собой? Трофим покусал губу – вон оно, как дело-то складывается! И куда же они пойдут-то? Да и серебришка-то в калите – на две куны…

– Что смотришь? – гулящая зашептала на ухо, обожгла дыханьем. – Иль заплатить нечем? Так там немного и надо. Полкуны… и полкуны – мне. А я много чего умею, знаю – в плотской любви искусная… О-ой, милый, не думай… Серебришко не прячь – пожалеешь! Когда еще такую, как я, найдешь? Тебя как звать-то?

– Трофим…

– А я – Анфиска. Так что, идешь со мной, иль так и будем в гляделки играти? Будто дети какие…

Вот этот вот презрительное – «будто дети» – все и решило. До того Трофим еще сомневался, осторожничал, а вот после этих слов… Да и пиво уже ударило в голову. Приятно так стало, хорошо… И девка ладная – рядом, обнимает, на ушко нашептывает…

Что ж, пришлось взять баклажку…

Анфиса тут ж поднялась с лавки, потянула парня за руку:

– Пошли… Не пожалеешь, нет… Не бойся.

– Да я и не боюсь… Вот еще! – дернул шеей Трофим, осмотрелся, поискав глазами своих. Неждана не нашел, а Авраамку приметил – сидел бугаинушко в уголке, а к нему с двух сторон уже две девы пристроились! Так-то…

Ну уж коли так… Тем более что народу-то в корчме много – не продохнуть, никто на других и не смотрит – все компаниями своими гуляют. Кто песни поет, кто болтает, а кто уж и драку решил затеять:

– А ну, кто на меня? Раззудись душа! Победителю две кружки ставлю!

– На двор идите драться! – резко осадил корчмарь, Ефрем Ипатыч, Кистень. – А буде кто поглядети похощет – туда же… Микулко! – подозвав слугу, корчмарь понизил голос: – Давай за ним. Ставки на драчунов принимай.

– А по сколько ставка, Ефрем Ипатыч?

– По куне… И по ногате можно… А кто и златник ромейский даст – тоже не отказывай.

Что там было с драчунами, Трофим не слышал – покорно пошел вслед за девкой. Та вдруг оглянулась у лестницы, подмигнула, погладила грудь…

– Ну иди, иди… Чего встал-то?

– Это ты встала…

Покои на галерейке оказались в самом углу – тесноватые, окромя стола да лавки, почитай, одно ложе и помещалось, да еще жаровня с углями. Тепло! Жарко даже. В поставце свечечка восковая горит. Поверх матраса соломенного – покрывало лоскутное. На покрывало-то Трофим и улегся – слюну сглотнул. Волновался все же, одно дело – со своими девками шоркаться, и другое – с гулящей. Как с нею себя вести, парень не знал – опыта не было.

Смущение это Анфиска, видно, заметила – усмехнулась, баклажку со стола взяла:

– Выпьем…

– Ага…

С первого же глотка обдало переваром, качнулись, поплыли стены… Перевар – самая дешевая, твореная медовуха… А по цене служка корчемный как за стоялый мед взял! Вот же ж гад-то ползучий…

– И вправду – гад, – весело согласилась девчонка. – Ты ложись, ложись, милый… вот так… Посейчас я все и слажу…

Первым делом Анфиса сбросила обувку – поршни, затем начала разматывать обмотки, постепенно оголяя ноги, потом размотала запону – юбку девичью… Улыбнулась, развязала кушак, рубаху через голову стащила, верхнюю, шерстяную… А нижней-то у нее и не было!

Трофим губу закусил – вот оно, вот дела-то пошли!

Встав перед свечкой, Анфиса качнула тощими бедрами, погладила себя по груди – какой-то дряблой, вислой…

Впрочем, Трофим особенно не присматривался – зарычал, аки лев, вскочил, ухватил девку за руку, бросил на ложе… Так же, с рыком, рассупонил порты…

Гулящая даже опешила от столь быстрого начала…

– Ты хотя бы поласкал… Ай…

– Ноги раздвинь! Ага… Ой, сла-а-адко-о-о!